Дикий сад - Марк Миллз

— Проблемы? — спросила она.

— У вас есть брат?

— Да.

— Он, случайно, не стихийное бедствие?

Она рассмеялась. И снова рассмеялась, когда услышала о злоключениях Гарри. А потом налила им обоим по стаканчику и извинилась за то, что была так неприветлива вечером. Одна из кухарок, Лукреция, опять заявилась на работу пьяной. Конечно, бедняжке можно было посочувствовать — ее муж просто грязная свинья и всегда был свиньей, даже в детстве, но пьянство — это последнее дело. Как тут быть?

Поговорив, разошлись по комнатам.

Комната Адама находилась в том же коридоре, который вел к ее спальне. Дойдя до своей двери, Адам пожелал синьоре Фанелли спокойной ночи, но она не пошла дальше и даже не ответила. Секунду-другую она смотрела в пол, потом подняла голову и взглянула на него:

— Якопо сегодня нет. Остался у друга.

Адам знал, что означают ее слова — сына нет, вдова одна, — но не знал, что имеет в виду она сама. А выставлять себя дураком, делая шаг первым, не хотелось.

Она избавила его от сомнений. Взяла за руку, втянула за собой в комнату и закрыла дверь.

Поначалу все было чинно. Не зажигая света, она подвела его к кровати, стащила с него рубашку и бросила ее на пол. Прошлась пальчиками по его груди, взъерошила чахлую растительность, назвать которую волосяным покровом можно было лишь с большой натяжкой, и подняла лицо. Он наклонился и поцеловал ее. Язычок у нее был маленький и шустрый. Должно быть, она ощутила растущую силу его желания, потому что положила руку ему на спину и привлекла к себе.

Какое-то время они так и стояли, целуясь, прижимаясь друг к другу все теснее. Он щупал ее через тонкое платье, и ее соски твердели от его прикосновений.

Она медленно опустилась на колени и стащила с него пижамные штаны. Он почувствовал ее дыхание на своей коже. Секунду или две она как будто обдумывала, что делать дальше, потом сжала его губами.

Она почти и не делала ничего, просто дала ему вырасти, набухнуть в теплой и влажной пещерке ее рта, нежно поглаживая ладонями его бедра.

А потом поднялась и повернулась к нему спиной.

Он расстегнул «молнию», потянул с плеч платье, и оно соскользнуло к лодыжкам. Она подождала, пока он справится с бюстгальтером, и только потом шагнула в сторону.

Избавив его от трусов, она снова повернулась, обняла его, и их губы слепились в поцелуе. На этот раз уже ее язычок перехватил инициативу.

Она толкнула его на кровать и оседлала прежде, чем он успел подвинуться к середине. Ее бедра опустились, вжимая его в матрас. Волоски были густые, жесткие и почти влажные. Она протиснула руку ему под шею и, заставив оторвать голову от подушки, направила ее к своей груди. Потом наклонилась и прошептала на ухо:

— Это наш секрет. Ты понял?

Он кивнул — губы были заняты.

Она отстранилась.

— Ты понял?

— Да.

Она снова толкнула его на матрас. Больше всего на свете он хотел войти в нее — сейчас же, немедленно, с ходу, но она не собиралась уступать так легко.

Она потянулась вперед, ясно давая понять, чего хочет, ухватилась за железное изголовье и опустилась на его лицо.

Кто ничего не знал, тот ни за что бы не заметил в их поведении чего-то необычного, чего-то указывающего на случившееся между ними ночью. Пожилая пара из Рима — единственные из постояльцев пансиона, еще не успевшие позавтракать, когда Адам спустился наконец вниз, — вежливо, как все последние дни, улыбнулась ему, но и только. Ничто в их поведении не говорило о том, что хозяйка поделилась с ними подробностями своих любовных игрищ с заезжим англичанином. Все шло своим чередом, как будто ничего и не произошло.

И только когда синьора Фанелли принесла кофе, Адам кое-что заметил. Ставя на стол блюдце и чашку, она подошла к нему чуточку ближе, чем обычно.

Он нарочно задержался после завтрака в надежде улучить подходящий момент и, по крайней мере, убедиться, что ему ничего не приснилось. Может быть, Адам и не переживал бы так, если бы она не ускользнула из комнаты, пока он спал. Последним, что осталось в памяти, были непонятные, звучащие заклятиями слова, прыгающие груди и раскачивающийся золотой крестик. На втором круге его хватило ненадолго. Что было потом? Он лишь надеялся, что успел хотя бы обнять ее.

Римляне наконец выползли из-за стола, и синьора Фанелли тут же вышла из кухни.

— Еще капучино? — беззаботно поинтересовалась она.

— Спасибо.

Кофеварочная машина чихнула, булькнула и зловеще зашипела. Адам отодвинул стул и подошел к стойке.

— Как спалось? — спросила хозяйка.

Вопрос прозвучал едва ли не откровенной насмешкой.

— Извини…

— За что?

— За то, что уснул.

Она опасливо покосилась на дверь в кухню.

— Я этого и хотела. Мне же с утра делами заниматься — надо было и самой выспаться. — Сухой ответ смягчила приятная нотка иронии.

Из тонкого носика кофеварки в помятый оловянный кувшин выплеснулось немного молока.

— Восемь лет, — вздохнула синьора Фанелли. — Вот сколько лет я никого не любила.

— Долго.

Она повернула кран и посмотрела на него:

— Ожидание того стоило.

— Да, это было что-то… что-то невероятное… — Адам постарался придать лицу соответствующее выражение, чтобы синьора Фанелли не подумала, будто он говорит это только из вежливости. И действительно, благодаря ей он испытал то, о существовании чего даже не догадывался.

В этот момент с террасы вошел запыхавшийся Якопо. В какой-то момент Адаму показалось, что в глазах его мелькнуло что-то, но, скорее всего, то была лишь игра воображения.

— Ну что? — спросила мать.

— Он уезжает через двадцать минут.

— Синьор Карнезекки, — объяснила она, повернувшись к Адаму. — Собирается во Флоренцию.

Вот оно что. Он рассказал о своей проблеме, о том, что Гарри нужно передать деньги, и синьора Фанелли ничего не забыла и обо всем позаботилась.

— Никто не должен знать, — напомнила она, проводив сына взглядом.

— Понимаю.

— Я здесь живу, ты — нет. Поэтому тебя и выбрала.

Должно быть, ему не удалось спрятать обиду, потому что, пододвинув чашку, она тайком погладила его по руке.

— Ну, не только поэтому.

Синьор Карнезекки зарабатывал на жизнь торговлей овощами и фруктами, что выглядело довольно забавно, поскольку его фамилия в переводе с итальянского означала «сушеное мясо».

Вместе с ним на рынок во Флоренцию отправились жена и сын. Они поместились в кабине старенького грузовичка, Адам же не без труда втиснулся между ящиками в кузове.