📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПриключениеВельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Нелли Шульман

Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Нелли Шульман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 160
Перейти на страницу:

По серебряному шеврону лилась кровь. Меира толкнули в спину, навалившись сзади. Он выкрутил руку зятя, но браунинг отлетел в другой угол комнаты. Фон Рабе, покачнувшись, рванулся за Меиром, мужчина вскочил на подоконник. Снизу раздался звук мотора. Меир, обернувшись, увидел, как падает фон Рабе. Профессор Кардозо поднял пистолет.

Меир шагнул вниз:

– Ноги мне ломать ни к чему. Мамзеру не жить. Если не я его прикончу, то кто-то еще. Авраам им займется… – вода канала была теплой. Он вынырнул рядом с катером, Джон протянул руку. Лодка рванулась с места, Генрих крикнул: «Я вас в тихом месте высажу! Ты его убил?»

Меир опять ощутил боль в правой руке, по мокрому рукаву текла кровь.

Джон стянул с него пиджак:

– Ничего страшного, пуля навылет… – разорвав рубашку, он стал бинтовать кузена. Отдышавшись, Меир сжал зубы:

– Не знаю. Он упал, мамзер в меня стрелять начал… Не знаю, – честно признал Меир.

Над головами мелькнул Синий мост, зазвенел трамвай. Генрих ловко повернул катер направо, к порту:

– Если убил, то вам надо, как можно быстрее, убираться из Голландии. И даже если ранил, тоже. Об Эстер я позабочусь, не беспокойтесь… – миновав бывший дом Рембрандта, выйдя в Остердок, катер скрылся в узких проходах между жилыми баржами. Впереди виднелся красный кирпич железнодорожного вокзала.

Меир стер с лица брызги: «Вряд ли мистер О’Малли сможет навестить Берлин». Угрюмо кивнув, Джон зажег кузену почти промокшую сигарету. Меир курил, здоровой рукой:

– Наримуне писал, что местечко, где дядя Натан жил, разорила армия Горского. Александр Горский… – Меир помотал головой:

– Я еще в Америке о нем думал. Ерунда, от боли у меня бред. Он погиб, утонул в Женевском озере. Где я возьму фото Горского, он большевиком был… – Меир позволил себе закрыть глаза:

– Хорошо, что тебя самого не убили. Жаль, Эстер не увижу, нельзя больше рисковать… – Джон встряхнул его за плечи: «Не бледней! У тебя одна рана, ты уверен?»

– Не знаю… – сумел ответить Меир. Потеряв сознание, он съехал на залитую водой палубу катера.

Часть семнадцатая Париж, август 1940

Коридор мэрии седьмого округа Парижа, на рю де Гренель, украшал трехцветный, французский флаг, с топориком правительства Виши, похожим на символ фашистов Муссолини, и новым государственным девизом: «Travail, Famille, Patrie», «Работа, Семья, Родина».

Пока еще мадам Клод Тетанже шепнула Аннет:

– Знаешь, как еще говорят? «Travaux forcés à perpetuité», нас ждут пожизненные каторжные работы… – на двери висела табличка: «Регистрация браков и разводов». Роза посмотрела на швейцарские, золотые часы:

– Второй час сидим, а мамзер, судя по всему, появляться, не собирается. Боится мне в лицо взглянуть… – она сжала длинные пальцы Аннет, украшенные одним кольцом, синего алмаза:

– Спасибо, что ты пришла. Я не знаю… – из темного глаза девушки выкатилась слезинка. Аннет щелкнула застежкой сумочки от Вуиттона:

– Возьми платок, не смей плакать. Очень хорошо, что ты от него избавилась… – закинув стройную ногу на ногу, Аннет покачала туфлей, на высоком каблуке.

Мадам Скиапарелли закрыла ателье, выдав девушкам двухмесячную зарплату. Модельер уехала в Нью-Йорк. На Елисейских полях висели нацистские флаги, офицеры вермахта фотографировались у Эйфелевой башни.

Правительство Петэна, каждый день, в газетах и по радио, обращалось к населению. Парижан уверяли, что нет причин беспокоиться:

– Франция не оккупирована, – вещал мягкий голос диктора, из радиоприемника, на кухне квартиры, в Сен-Жермен-де-Пре, – немецкие войска, по договору с правительством, находятся на территории страны… – Роза, с папиросой в зубах, с дольками огурца на веках, намазала на лицо сливки: «Обещаю, что на разводе, я буду красивее, чем на свадьбе…»

Мадам Тетанже постучалась в двери квартиры ранним утром. У длинных ног девушки стояло два саквояжа от Вуиттона. На улице она припарковала прошлогоднего выпуска «Рено», кремового цвета, с кожаными сиденьями. Аннет открыла, в одном шелковом халате. Девушка ахнула: «Роза! Что случилось?»

– Клод не сошелся со мной характером, – ядовито ответила подруга, втаскивая в квартиру саквояжи:

– Проснулся сегодня, и понял, что не сошелся. Он вспомнил, что мы не венчались, развод обещает быть легким. Хорошо, что с ребенком я не поторопилась… – когда Роза волновалась, в ее речи, до сих пор, слышался немецкий акцент, хотя семья Левиных перебралась в Париж из Кельна пять лет назад.

– Он кричал во всех статьях, что он атеист… – Аннет разлила кофе по чашкам. Муж Розы, один из сыновей богатого производителя шампанского Тетанже, был известным журналистом. Роза отхлебнула кофе:

– Это он, дорогая моя, был атеистом. Пока мой свекор не стал лучшим другом Петэна, правительства, и не собрался в мэры Парижа… – она потушила сигарету в миске:

– Невестка, еврейка, им ни к чему. Слава Богу, что мои родители умерли, хоть и нельзя подобное говорить… – Роза, яростно, размазывала, сливки по щекам, – предупреждала меня мама, гою нельзя доверять… – подав на развод, месье Тетанже выставил жену из роскошной квартиры в Фобур-Сен-Жермен, с двумя саквояжами одежды. Он милостиво разрешил Розе забрать машину, его подарок.

– Пока он пытался объяснить, чем ему внезапно не понравился мой характер, – кисло сказала Роза, – я успела сунуть в саквояж шкатулку с драгоценностями на каждый день. Бриллианты в банке, – она махнула рукой, – свекор скорее удавится, чем позволит их забрать. А что на киностудии? – укладывая надо лбом пышные, темные косы, она зорко взглянула на Аннет: «Тебя уволили?»

Аннет кивнула:

– Производство закрылось. Но я не уеду, Роза. Теодор жив, я верю… – она посмотрела на синий алмаз, – и его мать, она при смерти. Я не могу ее бросить… – получив письмо от жениха, прошлой осенью, Аннет пришла в квартиру на рю Мобийон. Она поняла, что седая женщина, в инвалидной коляске, не знает, что происходит вокруг. Аннет увидела поблекшие, когда-то яркие голубые глаза:

– Теодор на нее похож. Бедный, он мне ничего не говорил… – от сиделки, сестры консьержки, мадам Дарю, Аннет узнала, что мадам Жанна, двадцать лет, как инвалид.

Аннет забегала на рю Мобийон почти каждый день. Девушка ходила за провизией, помогала сиделке убирать квартиру, носила в прачечную белье, и читала мадам Жанне письма сына. В квартире стоял патефон, они слушали музыку, но радио не включали. С началом войны, у мадам Жанны, после новостей, случился припадок. Врач сказал, что это могло быть совпадением, но велел не рисковать. О том, что Теодор пропал без вести, Аннет его матери, конечно, не говорила. Она перечитывала старые письма:

– Милая моя мамочка! Писать особо не о чем, мы стоим в обороне, как и стояли. Я ездил в Реймс, встречаться с кузеном Стивеном… – Жанна, держа Аннет за руку, мелко кивала поседевшей головой. После Дюнкерка, Аннет ожидала весточки от Теодора, но пошел третий месяц, а она так ничего и не получила. С началом оккупации, они, по совету доктора, закрыли шторы на окнах квартиры, и не вывозили мадам Жанну на балкон. В первые, дни после сдачи города, женщина увидела нацистские флаги, на доме, напротив. У нее опять начались судороги.

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 160
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?