Измена в прошлом - Марта Макова

в свете вообще всего происходящего с нами. Наше появление в этой реальности — вот что странно и совершенно непонятно, необъяснимо.

— Расскажи, Паш. Где был все эти годы? Ты пропал, и я ничего о тебе не слышала. Целая жизнь прошла.

Пашка, словно в трансе, легко и невесомо, как птичьим пёрышком, провёл пальцами по моему лицу, по линии скул, подбородка, щекотно проскользил по шее и выпирающей косточке ключицы, вызывая этим невольную дрожь и мурашки.

— Я много тебе задолжал, Юль, и этот разговор тоже.

Я переступала на холодном полу босыми ногами, пытаясь согреться.

— Пойдём. Застудишься ещё. — заметил мои манёвры Пашка, и обняв за укутанные в одеяло плечи, повёл обратно к кровати.

— Приехал я в Москву и сразу прошёл отбор в команду. Сначала всё отлично было. Олимпийского золота у меня нет, конечно, но чемпионат страны мы с ребятами выиграть успели. — улыбнулся в темноте Пашка, забираясь руками под одеяло и осторожно растирая мне ледянные ступни. — А потом развал Союза, всё пошло под откос. Ну ты помнишь. Полная разруха во всём и в спорте тоже. Спонсировать перестали, команда рассыпалась на глазах, ловить там уже было нечего. Народ стал валить за границу. Ну я на этой волне тоже решил уехать.

— В Израиль?

— Это был неплохой вариант. Дружок познакомил со своей соседкой. Иринкой. Как потом оказалось настоящее имя у неё Рахель. — как-то неловко хохотнул Пашка. — Женился на ней, и мы свалили на историческую родину её предков. Всем семейством, включая её родителей и братца-музыканта.

— Ты хоть любил её? Или женился, только чтобы эмигрировать?

— Она мне нравилась. — возмутительно безразлично пожал плечами Пашка. Вот жук! — Она забавная была. Шустрая, как веретено. Постоянно в движении.

— А потом, Паш? Почему развёлся?

— Не прижился. Тоскливо мне там было. Работы нормальной нет, советский диплом об образовании там нафиг никому не нужен. Потом ещё инфекцию какую-то подхватил, еле выкарабкался, все деньги на лечение потратили. Через два года аллергия на солнце началась жуткая. Да и родственнички жены достали, честно говоря. Всё детей от меня требовали. Они же презирали меня, вторым сортом считали. Но за мою внешность мне простили даже происхождение. "Какой генофонд! Не беда, что русский, зато какие красивые и здоровые дети от него родятся!" — зло передразнил кого-то Пашка.

— У тебя есть ещё дети? — захлебнулась я вопросом.

— Нет, Юль. Кроме Серёжки у меня детей нет.

Я молча кивнула в темноте и, закусив губу, попыталась скрыть улыбку облегчения. Нехорошо, Юля, радостно злорадствовать. Неправильно это. Некрасиво. Низко.

— В общем, развёлся я. Сюда приехал, к вам. А тут…

— И тут облом. — не удержалась я от ехидной реплики. Пашка только горько усмехнулся.

— Понял, что здесь никому не нужен и махнул в Канаду.

— Кудааа?

— В Канаду, Юла, в неё родимую.

— Ты жил в Канаде?

— Все эти годы. — подтвердил Пашка.

— Вот так занесло тебя. — удивлённо выдохнула я. Подумать только. Я почему-то была уверена, что он всю жизнь прожил в Израиле. Или в России. — Почему в Канаду, Паш?

— Климат подходящий. — на секунду запнулся, и всё же признался. — И от вас подальше. Боялся, что не сдержусь.

Глава 23

Бежал от нас с Серёжкой, значит. Как от чумы. Обида, с которой я боролась столько лет, снова приподняла свою змеиную голову.

— Ну и как, помогло тебе?

— В общем и целом да. Я начал жизнь с нуля. Заставил себя не думать о вас.

— Получилось?

— Угу — мрачно буркнул в темноту. — Почти.

Паша тоже почувствовал, как меняется атмосфера вокруг нас. Тяжелеет с каждым его признанием. Делает воздух в комнате густым, тягучим. Приходится с трудом проталкивать его в лёгкие.

Мужские руки, до этого ласково массирующие мои ступни, скользнули вверх по икрам, и легонько сжали их. Пашка наклонился и прямо поверх одеяла, одну за другой поцеловал мои коленки.

— Юль, я должен рассказать тебе. Хочу чтобы ты знала всё обо мне. Если кто и может меня судить, то только ты.

— Я тебе не судья, Паш. — неожиданно для самой себя протянула руку к склонённый голове и запустила пальцы в его волосы. Такой привычный, неосознанный жест. Я и Серёжку так всегда утешала.

Это всё темнота виновата. В ней весь мир выглядит по-другому. Маленьким островком кровати, а вокруг ничего и никого. Безвременье. Здесь и сейчас мы проживаем одну жизнь, утром, если взойдёт солнце, будет уже другая.

— В Канаде у меня тоже поначалу не очень складывалось. — в голосе Пашки звучала горькая насмешка над самим собой. Не очень-то весело ему самому вспоминать прожитую жизнь. — Никому я на фиг там не сдался. Мыкался несколько лет в поисках счастливой жизни. Даже моделью работал. Снимался для рекламы мужского белья и спортивной одежды. Один сезон золото мыл с артелью. Лесорубом поработал. Всю романтику брутальной канадской жизни попробовал.

— Бороду отращивал? Как настоящий лесоруб? — не смогла я удержаться.

— Дааа… Топором бриться, знаешь ли, не очень удобно. — поддержал Пашка.

— В общем первые годы были весёлыми. Канада мне понравилась. Я мотался по стране, посмотрел её всю, всё попробовал. Только через пять лет осел на одном месте.

— Устал переезжать?

— Женился.

Я даже не знала, как отреагировать на очередную новость. Наверное, ревновать? Разозлиться? Но мне было смешно.

— Она работала учителем в школе, а я тренером по плаванью в местном бассейне. Знаешь, из всего советского образования мне в жизни реально пригодились только спортивные награды и дипломы.

— А дальше? Вы счастливо прожили всю жизнь и умерли в один день? — меня не интересовали Пашкины спортивные и профессиональные достижения, меня интересовала его личная жизнь. И новая жена. И вообще, почему такая несправедливость? Пока я отрекалась от женского счастья в пользу сына, этот плейбой себе ни в чём не отказывал.

— Не всю, Юль. Мы были женаты десять лет, почти одиннадцать. Потом развелись.

— Почему?

Пашка пожал плечами.

— Всё как у всех. Не сошлись характерами.

— Все десять лет это выясняли? Паш, мне уже не восемнадцать, лапшу на уши не повесишь. Говори правду, раз начал.

— Она была патологически ревнива, Юль. И с годами это переросло в ежедневные скандалы, истерики, угрозы суицида.

— Наверное, у неё были причины. — я была уверена в этом.

— Нет. Я не изменял ей. Но я же не виноват, что пока лесорубы на заготовках, их жёны скучают и бегают в бассейн поглазеть на кубики тренера по плаванию. Полапать его, если получится, в процессе тренировки. Да там половина городишка сразу в бассейн записались. На полгода вперёд очередь была.