Эдгар По в России - Евгений Васильевич Шалашов

одни голые стены с полками, но меня спас торговец мебелью. Он предложил покупать полки, на которых стояли кожаные переплеты, набитые ватой.

— Не понимаю, — снова задумался Эдгар. — Если вы торговец, вам должно быть выгодно, чтобы товары покупали. Разве не так?

— Разумеется, — кивнул Шин. — Но не забудьте специфику моей торговли. Кто пойдет покупать товар в лавку, где нет товаров? Потом — мне гораздо приятней, если моя книга окажется у того, кому она действительно нужна. А прибыль… Знаете, мистер Поэ, у меня столько денег, что хватит не на одну жизнь. Зачем мне столько?

— Вот потому я и рекомендовал бы вам учредить библиотеку. Представьте себе — через двадцать, а то и через сто лет ваши книги станут читать, вспоминая добрым словом мистера Шина…

— Маленького уродливого старика, прожившего сто с лишним лет непонятно зачем? — подхватил хозяин. Вздохнув, Богдан Фаддеевич печально изрек: — Я видел множество разных библиотек, учрежденных спесивыми хозяевами. Они также думали, что оставят о себе память. И что же? Некоторые библиотеки разворовали, другие сгорели, третьи продали за долги. Помните, что говорит Гамлет о Цезаре?

— Помню, — печально кивнул Эдгар. — "Истлевшим Цезарем от стужи затыкают дом снаружи". Или, — хмыкнул юноша, — не затыкают, а заделывают.

— А, это неважно: затыкают, заделывают, — отмахнулся торговец. — Главное, чтобы был понятен смысл. Но Цезарь, в отличие от большинства, известен и сейчас и, смею надеяться, будет известен и через двести лет. А все потому, что о нем написали книги, да и сам он был писателем. Человек всегда хотел победить смерть, расстояние, чужую глупость. Чем бы мы были, если бы не неизвестный изобретатель письменности? Он одним ударом разрешил все сложности.

Торговец вытащил откуда-то красно-серый квадратик, напоминающий кусок черепицы. Передавая его в руки Эдгара, не преминул попросить:

— Будьте осторожны!

— А что это такое? — с удивлением переспросил юноша, взяв в руки раритет. На ощупь квадрат напоминал то же самое, что и на взгляд — обожженную глину.

— Этой табличке две тысячи лет. А может, и все три. Мне его продал персидский купец. Он нашел эту табличку неподалеку от Вавилона. Здесь изображены слова, которыми пользовались строители Вавилонской башни.

Эдгар уже более почтительно посмотрел на глиняную табличку, но, кроме вдавленных клинышков, похожих на гвоздики, разобрать ничего не смог.

— Вдумайтесь! Кусок обожженной глины куда надежнее, нежели человеческая память. Мозг наш не в состоянии сохранить все, что записано на бумаге или пергаменте. К тому же нет необходимости иметь рядом с собой запоминающего информацию. Любой может прочесть знаки, оттиснутые в глине.

— Наверное, это послание вавилонского Ромео к его Джульетте! — предположил Эдгар, возвращая раритет продавцу.

— Ну что вы, — усмехнулся тот, с явным облегчением забирая редкость обратно. — Скорее всего, хозяин таблички считал свой скот — быков или лошадей. Или этот текст свидетельствует о торговой сделке. Если вам продали пару волов, а вы заплатили сполна, то сделка будет записана. И продавец уже не сможет сказать, что вы не внесли деньги. Вон, обратите внимание — сбоку вдавлены два отпечатка пальцем. Думается, продавец и покупатель поставили их вместо печатей.

— Фи, — наморщил нос юноша. — Как это скучно — скот, сделка. Если так думать, то можно решить, что изобретение письменности случилось из-за человеческой подлости и жадности.

— Почему бы нет? — улыбнулся книготорговец. — Зато параграф закона, оттиснутый в глине, выбитый в камне, не позволит трактовать его произвольно. Представьте — сколько жизней спас этот предмет, если на нем какой-то важный документ? А те, кому спасли жизнь, могли уже писать на глине свои комедии и трагедии.

— Позвольте мне взглянуть еще раз, — попросил Эдгар. Бережно взяв глиняную табличку, юноша задумчиво сказал: — Наверное, вы правы. Глина или бумага куда надежнее человеческой памяти и крепче понятия чести и долга. Я теперь стану смотреть на птиц совершенно по-другому.

— При чем здесь птицы? — не понял торговец.

— Всмотритесь, — предложил По, поворачивая табличку так, чтобы на нее упал лучик света. — Вот эти клинышки похожи на следы непонятных птиц, отпечатанные на мокрой земле. Может быть, чайки, что бродят по песку, хотят донести до нас какие-то знания? Или, — улыбнулся юноша, вспоминая стаи петербургских голубей, гадящие на купола храмов, — городские птицы хотят рассказать нам о своей жизни, любви или смерти?

Книготорговец лишь пожал плечами. Похоже, юный американец никогда в жизни не видел снега, покрытого птичьими следами. Гадай, что хотели сказать вороны, пытающиеся затоптать следы воробьев? Впрочем, с поэтами, как и с безумцами, спорить не нужно.

— Любопытно, сколько табличек потребовалось бы, чтобы записать поэму Байрона или трагедию Эсхила? — заинтересовался вдруг По, словно бы позабыв о чудесных знаках на мокром песке. Мысленно рассчитав ширину, сообщил: — Четыре дюйма. На этот кусочек влезло бы четверостишие.

— Шекспиру понадобилась бы не одна сотня глиняных таблиц, — кивнул Шин. — Боюсь даже подсчитать — сколько глины понадобилось бы Вальтеру Скотту хотя бы на один роман.

— Благослови, Господи, пергамент и бумагу! — весело заключил юный американец. — Можно писать столько, сколько хочется.

— Как вам сказать, — покачал головой Шин. — Иной раз мне кажется, что все возвращается к первоосновам. Я помню, что во времена моей юности книги были огромными. Некоторые экземпляры приходилось таскать на тележках. Потом они становились все меньше и меньше. Дорогой пергамент вытеснила дешевая бумага. Скоро вместо кожи на переплетах будут использовать ткань.

— Пока я видел лишь кожаные переплеты. У Александра Пушкина, — уточнил По. — Но вы же торгуете и обычными тетрадями, без переплета?

— Все дело в моде, — объяснил горбун. — Сейчас в России модно покупать отпечатанные тетради, а потом самому переплетать их в сафьян или даже в юфть. Но большинство покупателей предпочитает купить готовую книгу. Я давно заказываю товары у Пикеринга — прекрасный шрифт, хорошая бумага, отличный сафьян. Недавно от него начали поступать книги, где переплеты делают из шелка или плотного холста. Еще немного — и переплеты станут бумажными. Уже появилось много карманных книг, а скоро их станет еще больше.

Эдгар, привыкший читать сидя за письменным столом, недоуменно посмотрел на торговца.

— А зачем нужны такие книги?

— Чтобы читать в каюте или в карете. Слышал, в Англии, между Стоктоном и Дарлингтоном, проложили дорогу из железа, по которой ходит карета без лошадей.

— Я тоже слышал о ней, — кивнул Эдгар. — В моей стране тоже построена железная дорога. Я не очень хорошо разбираюсь, но представляю, что по дороге бегает что-то такое, напоминающее русский самовар. Но какое отношение она будет иметь к чтению? По нашей дороге вывозят табак к портам. А чтобы передвигаться по стране, прекрасно подходят дилижансы.