Ученик колдуна - Александра Лисина

имел размеры не с ноготок, а с приличный булыжник. А еще он испускал слабое красноватое свечение и источал тот самый черный дымок, который быстро превратился в полноценное облако.

Заполонив все доступное взору пространство, этот дым, словно занавес, отрезал меня от остального мира. Из-за него я больше ничего не видел. Не слышал. Не мог пошевелиться. Лишь неотрывно смотрел на странный огонек, который вдруг начал пульсировать, будто маленькое сердце. А его свет стал таким ярким, что в нем захотелось раствориться, забыться, уснуть, больше ни о чем не думая и ни к чему не стремясь.

Тогда же я неожиданно вспомнил, что уже испытывал нечто подобное. Точно так же стоял, держа на ладони похожий камешек, и неотрывно на него смотрел… Бездумно, без видимых причин, даже не понимая, почему он так на меня воздействует. Причем стоял не раз и не два. Но каждый раз встреча с ним заканчивалась одинаково – я неизменно поддавался соблазну, позволял себе забыться, а потом… Наверное, засыпал. Надолго. На месяцы, а то, может, и на целые годы. А когда в очередной раз просыпался, то уже ничего этого не помнил.

Быть может, я и сейчас согласился бы поддаться этому зову. Размеренно пульсирующий свет обещал покой и отсутствие необходимости что-то решать. Это было легко. В какой-то степени даже заманчиво. Но едва я об этом подумал, как откуда-то издалека раздалось испуганное:

– Вильгельм!..

И именно после этого я передумал впадать в очередную спячку. Не время еще. Да и не место. Слишком много у меня накопилось дел, так что пока не до сна.

Словно почувствовав мое сопротивление, уголек смирился и погас, после чего тьма вокруг меня начала так же быстро рассеиваться. Но вместо того чтобы отпустить меня насовсем, она вдруг расцветилась новыми огоньками, а перед моим взором замелькали разрозненные, но на удивление яркие картинки, глядя на которые я начал стремительно вспоминать…

* * *

Это был обычный летний день, теплый и солнечный.

В большом красивом саду весело чирикали птички. Посреди утопающей в цветах поляны тихонько журчал фонтан. Прозрачные водяные капельки с веселым плеском разбивались о низенький каменный бортик и, отскочив, разлетались в стороны, постепенно образовывая на земле мелкие лужицы.

В одной из этих луж сидел я и самозабвенно хлопал по воде ладошками, находя забавным сам факт того, что могу это делать.

Надо же, тогда я еще умел смеяться. Помнил, что такое дом, семья, тепло родных объятий…

– Вилли! – ахнул за моей спиной смутно знакомый женский голос. – А ну, вылезай из лужи! Простудишься!

Подбежавшая кормилица буквально выдернула меня из замечательно теплой лужи и, встряхнув, с причитаниями прижала к груди.

– Ну, разве так можно?! Это неприлично – барахтаться в грязи, как самый настоящий поросенок! Что я твоей матушке скажу?! Ну-ка, пошли переоденемся!..

– Мастер Вильгельм, держите, пожалуйста, ложку правильно. Юному господину не пристало есть кашу руками…

– Мастер Вильгельм, сядьте прямо. Неприлично горбиться, сидя за столом…

– Господин, не вертитесь, когда вас стригут, иначе опять будете ходить с царапинами на ухе…

– Мастер Вильгельм…

– Мастер… Господин…

И среди всего этого пафоса, словно долгожданная отдушина, испуганный голос кормилицы:

– Вилли, ну, зачем ты опять устроил потоп?!

Вилли… Так меня называла только она, да и то пока никто не слышал. Вильгельм – это было слишком строго, серьезно, пафосно. Тогда как кормилица никогда не считала меня достойным такого официоза, да и относилась как к родному, за что я ей был премного благодарен…

* * *

Воспоминания – как крошечные осколки мозаики, которые кто-то взял и шутки ради перемешал в одну кучу. Некоторые из них я уже видел. О каких-то лишь смутно догадывался. Но настолько ярких и четких картинок мне прежде наблюдать не доводилось, поэтому я стоял и жадно впитывал то, чего мне так не хватало.

Эмоции…

Оказывается, тогда, в старой жизни, у меня их было в достатке. Радость и разочарование… обида и удовольствие… смех, слезы и даже злость…

Я все еще не мог этого почувствовать, но теперь хотя бы вспомнил, что это такое. И постарался выжечь, выбить это знание в собственной памяти, чтобы больше никогда не забывать.

Еще я увидел множество лиц, сменяющих друг друга с устрашающей скоростью. Огромное количество людей. Целые толпы, среди которых я ощущал себя маленьким и ничтожным. Большинство этих разумных были мне незнакомы. Многие что-то говорили, временами смеялись, порой даже кричали, однако слов я не расслышал – все они потонули в невесть откуда взявшемся гуле.

Гул этот стремительно нарастал, причиняя ощутимое беспокойство. От него мгновенно заложило уши. В глазах помутилось. В висках застучали крохотные молотки.

А потом в моей голове словно взрыв раздался, и остатки воспоминаний разлетелись, будто вспугнутые птахи из первого видения.

Вместо светлых и ярких картин меня снова накрыла темнота. А через некоторое время ей на смену пришли совсем иные видения.

* * *

Я брел во тьме, не помня себя и не понимая, зачем и куда иду. Брел наугад, не думая ни о чем, не глядя по сторонам и не обращая внимания, куда ставлю босые ноги. Мимо меня неспешно проплывали исцарапанные чьими-то когтями земляные стены. Затем на смену им пришел такой же исцарапанный, а порой даже погрызенный кем-то камень. Когда-то мне приходилось ползти на четвереньках, чтобы протиснуться в узкий лаз. Но я по-прежнему не думал, не анализировал, а просто приспосабливался и шел дальше, не чувствуя усталости и не испытывая ни страха, ни голода, ни стремления понять, куда и зачем иду.

Порой я чувствовал, что нахожусь во тьме не один.

Когда-то из глубины пещер, через которые мне доводилось пробираться, в мою сторону обращалось множество внимательных глаз. Иногда я слышал чей-то вкрадчивый шепот и видел мелькающие вдалеке белесоватые тела. Но не останавливался. Не сворачивал. И те, что живут во тьме, меня не трогали. А если я оказывался слишком близко, то неизменно расступались, не смея загораживать мне дорогу.

В какой-то момент меня посетило чувство направления, и это стало той самой целью, которой удалось привлечь мое внимание. Ощущение сначала было слабым, но в отсутствие иных раздражителей я его все-таки отметил, расценил как важное и двинулся в ту сторону, откуда донесся едва различимый, беззвучный, но на редкость настойчивый зов.

Как оказалось, зов привел меня в очередную пещеру. Одну из многих, которые я к тому времени успел посетить. В той пещере оказалось много костей. Целые залежи, можно даже сказать – горы. Однако не они заставили меня замереть на