Лесная герцогиня - Симона Вилар

Они сидели у огня и ели. За световым кругом костра выступала мощная кладка стены. Волки выли в ночи. Лошади взволнованно фыркали, прядали ушами. Их глаза влажно блестели. Потом успокаивались, мирно жевали овес, упрятав морды в мешки с кормом.

– Куда ты меня везешь? – спросила Эмма.

Эврар чуть повел бровью. Про себя отметил, что она в первый раз поинтересовалась своей дальнейшей судьбой. Значит, жизнь снова берет верх в ней. Сильная девочка.

– Здесь, в Арденнах, у меня есть небольшая усадьба и рудник, который дает неплохой доход. Место это глухое, мало кто о нем знает. Но там есть все, чтобы ты могла жить, – кров, слуги, скот, дичь в лесу, мед, сладкое молоко и хороший сыр. Ты поживешь там, пока герцог не даст мне указа относительно тебя.

Эмма вздохнула. Что ж, временный приют. Однако она испытывала облегчение от того, что Меченый не сразу отвезет ее к мужу.

– Ты будешь там госпожой. Пока я не вернусь, – добавил Эврар.

– А за кого ты меня выдашь в своем имении? За супругу Ренье?

Эврар хмыкнул, отгрыз кусок копченой грудинки.

– Эти дикие люди и не знают толком, кто глава в Лотарингии. Для них господин лишь я, ибо все они – мои колоны[10]. Поэтому я лишь скажу, что ты моя… дочь, – добавил он после короткой паузы.

Эмма повернулась к нему. Глядела как-то странно.

– Что? – почему-то растерялся мелит.

– Знаешь, Меченый, – неожиданно потеплевшим голосом сказала Эмма, – я так привыкла, что люди отрекаются от меня. А ты… Тебе ведь ничего от меня не нужно, а ты заботишься обо мне, добр ко мне. Спасибо.

Эврар почувствовал себя смущенным. Заерзал на месте, вытер руки об обтянутые ремнями меховые голенища сапог. Она глядела на него так тепло. В самом деле, ему от этой Птички ничего не нужно, а вот он возится с ней. Но разве она не жена его герцога? Хотя и оставленная на произвол судьбы.

Он встал, взял несколько еловых лап, уложил недалеко, а сверху набросил свою меховую накидку.

– Ложитесь лучше спать.

– А ты? Раньше вы дежурили по очереди с проводником, теперь же ты что, не будешь спать всю ночь?

– Я сказал, ложись! – рявкнул Эврар. Мягкость и забота в ее словах и злили его, и одновременно тешили. И он терялся от этого непривычного сомнения, нервничал.

Эмма послушно повиновалась. Не знала, сколько проспала, когда что-то укололо ее в руку. Вздрогнула и резко села. Горящий кусок ветки вылетел из костра и обжег кожу. Она потерла ранку. Увидела, что мелит заснул сидя, упершись лбом в рукоять меча. Она растормошила его и вынудила занять ее место. Он отказывался, говоря, что ему нужно следить за огнем, дабы шныряющие вокруг башни волки не проникли внутрь. Эмма еле убедила его, что от него сейчас мало проку и она сама подежурит остаток ночи.

– А ты не боишься их? – Он кивнул в сторону темноты за аркой, откуда долетал волчий вой.

– Боюсь. Но как-нибудь справлюсь. Когда-то я даже смогла убить волка-оборотня.

Почему-то он ей сразу поверил. Заснул моментально. А когда очнулся, было уже светло, а Эмма хлопотала у огня, разогревая олений окорок. Эврар подумал, что приятно, когда о тебе кто-то заботится, на кого можно положиться и даже заснуть, отложив меч.

Но весь следующий день он был также молчалив, и они в дороге едва обмолвились несколькими словами. Метель утихла, за ночь намело большие сугробы, и путники продвигались с трудом. И все же Эврар уже хорошо знал места и уверенно двигался вперед, но, как он ни спешил, даже когда стемнело, они все еще находились в дороге. Глупо было делать остановку, когда так близко приют.

Ночь настала тихая, но светлая. Лунный свет блестел на покрывающих склоны снегах.

Они ехали теперь довольно быстро, и пар поднимался от заиндевелых лошадиных тел, а звон металлических уздечек и колец казался удивительно громким. Эмма закуталась в мех до самых глаз. Порой видела, как Меченый делал рукой древний знак, предохраняющий от темных сил, но самой не было страшно. Более того, окружающая ее нетронутая красота этого величественного леса, склоны, лунный свет приводили ее в умиротворенное настроение. В эту лунную ночь весь мир был белым. Горные хребты вздымались, как волны, одни за другими под темным, усыпанным морозными звездами небом. Даже тени, бросаемые на снежные склоны скалами, казались удивительно светлыми и легкими, потому что месяц заливал их столь ярко.

Эврар первый учуял запах дыма. И когда они въехали на гору, то отчетливо увидели поселок внизу, выделявшийся черными изгибами у блестевшего под луной ручья. Более десятка крестьянских домов расположились в долине, из отверстий в крышах поднимались струйки дыма. Эврара, казалось, этот вид привел в хорошее расположение духа. Он спешился, взял под уздцы лошадь Эммы и своего коня и так и спустился по крутому спуску. Он рассказал, что это селение зовется Белый Колодец, и получил Эврар это владение давно, и долго считал его чем-то ненужным, если бы не рудник, который стал приносить ему немалую прибыль.

Эмма была так утомлена, что едва ли прислушивалась к неожиданно многословной речи Эврара. Кое-где спуск, по которому они ехали, столь стремительно уходил вниз, что лошади испуганно ржали, и ей тоже пришлось спешиться и помогать Эврару справляться с ними.

Наконец утомительный путь был окончен. Они въехали в деревню, вмиг огласившуюся многоголосьем собачьего лая. Кое-где мелькнул свет, когда крестьяне, откинув занавешенные шкурами проемы дверей, вглядывались, кто потревожил морозную тишь ночи.

Эврар направил коней в конец деревни, где под скалой виднелось внушительного вида строение. Большой дом под покатой крышей, в торцах которого возвышались две круглые каменные башни. За оградой они были едва не оглушены лаем не менее дюжины огромных цепных псов. Потом показался закутанный в шкуры мужчина с плошкой с огнем в руке, вздрогнул от резкого окрика Эврара и тут же кинулся целовать его ногу в стремени.

В доме было полутемно, пахло торфом, сухим сеном и копченой рыбой, связки которой были развешаны вдоль длинной балки, тянувшейся от стены до стены. Эмма даже удивилась, что хоть что-то разглядела, так как здесь было полутемно, лишь красновато рдели уголья в открытом очаге на возвышении среди обширного помещения да в плошке тлел фитиль, плававший в растопленном сале, и его неровное пламя колебалось и коптило. Кутающаяся в овчину женщина что-то говорила Эмме на том малознакомом ей лотарингском диалекте, какой девушка с трудом понимала.

Эмма заметила, что говорившая немолода, но у нее доброе приветливое лицо. Женщина опустилась у ее ног, стянула укутывающие ноги меховые обмотки, помогла снять заледеневший плащ.

– Моя дочь Эмма, – различила девушка голос Эврара, но даже сил встать и представиться не было.

Женщина налила ей в ковш козьего молока из крынки. Молоко припахивало дымом и малость горчило, но Эмме оно пришлось по вкусу: она была смертельно голодна. Когда огонь развели поярче, увидела гладко выметенный земляной пол, тяжелые, врытые в него скамьи и стол. При слабом освещении старое стершееся дерево неуютно отсвечивало своей наготой. На одной из скамей-лежанок у стены продолжали спать, несмотря на движение и голоса, две маленькие девочки, и их вид повлиял на Эмму так, что она тут же стала засыпать, прямо за столом, машинально покачиваясь из стороны в сторону. Ей было тепло, хотя от дыма першило в горле, а когда их заиндевелые плащи развесили у огня и от них пошел пар, стало трудно дышать.