Комедия дель арте. Безумное путешествие в 13 сценах - Ольга Шумяцкая

— Чего он хочет? Спроси лучше, чего он не хочет? Он всего хочет! На, посмотри! — И она сует мне под нос мятую бумажку, которую вырвала из рук Челентано.

Бумажка разделена на две части. С одной стороны — слова. С другой — цифры. Почерк мелкий, ровный, почти каллиграфический. Я читаю.

Список услуг и товаров, который Челентано предъявил Мурке

Билеты на карнавал — 4 шт. х 25 евро = 100 евро

Коктейли «Маргарита» — 2 шт. х 25 евро = 50 евро

Омар «Средиземноморский» — 2 порции х 25 евро = 50 евро

Салат «Морской» из мидий с соусом «Пармезан» — 2 порции х 25 евро = 50 евро

Вино белое «Шабли» 1953 года — 2 бутылки х 25 евро = 50 евро

Торт «Тирамису» — 4 куска х 25 евро = 100 евро

Кофе черный — 2 чашки х 25 евро = 50 евро

Букет роз — 1 шт. х 25 евро = 25 евро

Чаевые официанту — 25 евро

Чаевые швейцару — 25 евро

Спецобслуживание — 250 евро

Презервативы — 2 шт. х 25 евро = 50 евро

Итого: 825 евро

— Все ясно, — сказала я. — Он жиголо. Он девушек танцует.

— Не жиголо он, а свинья! — встряла Мурка.

— Помолчи, Мура! — перебила я ее. — Ты тоже хороша! Ты что, сразу не поняла, с кем имеешь дело? И заметь — у него такса, 25 евро на все, кроме обслуживания. Кстати, что это за обслуживание такое, специальное?

Мурка, готовая костерить бедного Челентано на чем свет стоит, поперхнулась и закашлялась. Откашлявшись, она сделала злобное лицо и заорала склочным голосом:

— А презервативы он вообще не использовал! И нечего их в счет вставлять! Я не позволю!

— А откуда у тебя презервативы, Мура? — ласково спрашиваю я.

— Никаких презервативов у меня нет и не было! — орет Мурка.

— Значит, это его презервативы. — Я люблю, чтобы во всем была точность.

— Ну, подумаешь! Ну, взяла! Подумаешь! Всего-то на минуточку! — верещит Мурка. — И нечего так смотреть! Все равно у этого чемодана нет хозяина!

— Ага, — говорю я, — значит, на минуточку. Мура, ты проворовалась.

— Давайте лучше решать, что будем с этим гадом делать, — слабым голосом умирающей Дюймовочки стонет Мышка, забившаяся в дальний угол.

И вы знаете, она права.

Мы молча поворачиваемся к Челентано и молча на него смотрим. Челентано хрипит и бьется в конвульсиях. Мы молча подходим к нему и молча берем за руки и за ноги. В глазах у Челентано — предчувствие скорой смерти. Мы молча раскачиваем его и молча вышвыриваем в коридор. Раскинув руки, Челентано на приличной скорости пролетает комнату и падает прямо на нашу американскую цыпочку, которая аккурат в эту минуту выходит из своего номера, чтобы вместе с группой американских туристов следовать на завтрак. Цыпочка визжит и падает навзничь. Челентано прибивает ее к земле всей своей немаленькой тушей.

— Мне кажется, это первые мужские объятия в ее жизни, — философски замечает Мурка, глядя на цыпочку.

Я ей за это очень благодарна.

Цыпленок барахтается под Челентано. Челентано барахтается на цыпленке. Наконец вскакивает и, прикрыв руками могучее месторождение, несется на улицу. Мы подскакиваем к окну. Челентано мечется по площади. Вид у него безумный.

— Ну что, девочки, пожалеем сильную половину человечества? — спрашиваю я, и девочки кивают.

Мы сгребаем в охапку челентановские штаны и куртку и выкидываем в окно. Челентано ползает по земле. Челентано собирает вещички. Прыгая на одной ноге, Челентано натягивает брюки. Сверкая пятками, Челентано улепетывает прочь от гостиницы. Мурка бросается к чемодану, судорожно роется в нем и, зажав что-то в кулачке, высовывается в окно.

— Эй! — кричит она. — Эй, болезный!

Челентано останавливается, будто его подстрелили, и с испугом озирается.

— Лови! — кричит Мурка. — Вот твой гонорар! — И она делает широкий жест сеятеля.

В воздухе плавно кружатся три цветных прямоугольника. Десять красненьких рублей с Лениным. Пятьдесят синеньких рублей с Ельциным. Сто зелененьких долларов с Путиным. Нелепо размахивая руками, Челентано ловит бумажки, подносит к глазам, рассматривает, стонет, рвет на мелкие кусочки и втаптывает в грязь.

— В борьбе за правое за дело валюта наша уцелела! — молодцевато гаркает Мурка в открытое окно и потрясает кулачками.

— Руссо туристо — но финансисто! — хором скандируем мы с Мышкой.

И плюхаемся на кровать. Что правда, то правда. Челентано не получил от нас ни единой трудовой копеечки.

— Эх! — вздыхает Мурка. — А казался таким приличным человеком! Про детство свое рассказывал.

История Челентано,

рассказанная им самим в момент сентиментальной слабости, когда никто из нас еще не знал о его коварстве, когда все думали только о любви, а месяц глядел в окно и вообще ни о чем не думал, наслаждаясь открывшимся зрелищем роковой страсти

Трагедия личности Челентано началась задолго до его рождения, с возникновением товарно-денежных, а впоследствии и капиталистических отношений на Апеннинском полуострове. Не будем вдаваться в историческую политэкономию, скажем просто, что нашему герою были не знакомы такие понятия, как дружеская взаимовыручка или, предположим, бескорыстная взаимопомощь. Из словосочетания «касса взаимопомощи» он, безусловно, выбрал бы первое слово. Он никогда не состоял в октябрятской организации, не носил на груди пионерский галстук и не прижимал к сердцу комсомольский билет. Это что касается социальной подоплеки. Плюс, разумеется, особенности характера. Возьмем, к примеру, вектор движения денег. Он имеет два направления: или от кого-то, или к кому-то. Так вот, в представлении нашего Челентано денежные потоки должны были двигаться от кого-то к нему. Так он был воспитан. Ну и гены, конечно. О генах надо поговорить отдельно.

Папа Челентано не любил мамы Челентано. Нет, ну, так-то мама была ничего. Даже вполне неплохая женщина. Чечевичную похлебку хорошо готовила. Белье стирала со знанием дела. Платья меняла с умеренной скоростью. С соседками болтала не чаще пяти раз в день. Книги в библиотеку сдавала вовремя. И в районном хоре домохозяек занимала крайнюю правую позицию. Не в смысле политических убеждений, а в смысле голоса, который руководитель хора классифицировал как баритональный альт. В общем, полезный член общества. Все эти качества папа в ней очень уважал и как личность очень ее ценил, а вот любить не любил. Просто не мог. И, проведя дома день, полный забот, спать уходил к одной молоденькой хорошенькой вдовушке, где и проводил ночь, полную утех. Мама, натурально, плакала, ползла за ним на коленях, цеплялась за штаны. Мол, останься, милый! Нет, ни в какую! Иногда мама хитрила. Запрет входную дверь, а ключ спрячет.