Авантюристка. Возлюбленная из будущего - Наталья Павлищева

– Почему, Мари, что за отношения у вас с Арманом?

– Тебе ни к чему это знать. Нет никаких отношений, просто он меня также оставил здесь. Кстати, он просил тебе помочь. Заботливый…

Я вдруг сообразила:

– А ты всегда выглядела вот так?

– Как? – Она довольно звучно хлюпнула носом.

– Одного возраста.

– Да, немного моложе и немного старше, но не старилась.

– Тогда Арман прав, тебе нельзя замуж за короля.

В комнату заглянула Марианна:

– У меня там…

– Да уйди ты! – вдруг заорала на нее Мари. Покосившись на быстро захлопнувшуюся дверь, сестра замотала головой. – До чего надоела шпионка. Все мадам Венель докладывает и королеве пишет. Ненавижу!

– Я тоже.

– Куда бы ее отправить, чтобы не мешала, не то сунется в последний момент, объясняй потом.

Я подумала, что сестра права, эта любопытная вредина способна увязаться со мной, при ней и не перейдешь.

– Знаешь, Мари, она тут все про монастырь спрашивала. Отправь ее завтра туда, пусть в своих грехах исповедуется.

– Ты права, я даже сама ее увезу. Поездим по окрестностям вместе с мадам Венель недельку. А ты время не тяни, чтобы не опоздать.

Мари позвала Милену, чтобы распорядиться, и приказала передать Марианне и мадам Венель, что они завтра уезжают в монастырь.

Не в силах слышать все эти разговоры, я ушла к себе. Все-таки зря я думала о Мари плохо, она исправилась, по сравнению с прошлым разом Мари стала много мягче и человечней. Все же любовь облагораживает людей.

Почти всю ночь я не спала, размышляя. Конечно, Арман только что перешел сам, здесь проходит неделя, а там всего лишь полчаса. А за здешние сутки он там небось и повернуться к самой двери не успел. Зря я нервничаю. Лучше представить, каково будет дома.

Я принялась вспоминать свою жизнь в Париже XXI века с душем, компьютером, телевизором, трезвонящим телефоном и прочими благами цивилизации. Стало немного смешно, оказывается, кроме сантехнических удобств, мне ничего и не нужно. К одежде я уже привыкла, к еде тоже. Без телевизора вполне можно обойтись, без компьютера тоже прожила год…

И даже буду скучать по свежему воздуху Бруажа.

Долго пыталась понять, по чему еще буду скучать. Нашлось не слишком много причин. Стало смешно при мысли, что скучать по Людовику герцогу де Меркеру, ради голубых глаз которого я, собственно, переходила в этот раз, скучать не буду. Он меня забыл, я его. У нас взаимная забывчивость, вот так! Мелькнула шальная мысль написать ему письмо, но я ее отогнала. Ни к чему осложнять жизнь тем, кто здесь остается. Мари права, что увозит даже Марианну и мадам Венель.

У меня остались шесть дней. При мысли о том, что по ту сторону это минут двадцать пять, стало не по себе. А вдруг Армана кто-то или что-то отвлечет?!

День начинался и заканчивался заглядыванием за гобелен, преспокойно висевший на пустой стене. Осталось два дня, я понимала, что домчаться в Париж не успею даже верхом. Даже истерить было бесполезно. Мари вдруг посочувствовала:

– Бедная девочка, поверила Арману и застряла в XVII веке. Ну, подожди еще чуть, может, что-то изменится.

Я разозлилась, ведь если бы не пришлось сидеть с ней в Бруаже или ехать в Бордо, я вполне успела бы. Видеть даже Мари не хотелось, я еще надеялась, на что-то надеялась. Завтра ровно год, как я в этом веке, но стена пуста и чиста…

Не в силах больше выносить этого ожидания, я с самого утра уехала верхом, когда вернулась, меня ждало потрясающее известие: Марии разрешили вернуться в Париж, и она поспешила этим воспользоваться! Вот просто так бросила меня и в одночасье укатила, оставив только Люсинду.

В последний день двери тоже не было. Умом я понимала, что это настоящая катастрофа, что я осталась на веки вечные в прошлом, не смогу вернуться, но и жить тоже не смогу, что Мари мне не помогла, да и не собиралась этого делать. Арман тоже не помог, а ведь обещал. Значит, помощи ждать не от кого, я одна, на несколько столетий или даже навсегда одна. Умом понимала, но сердце все равно на что-то надеялось.

На сей раз я не поехала кататься, ушла на крепостную стену и стояла, бездумно глядя вдаль. О чем думать, если все свершилось?

– Зачем вы остались? – раздался позади столь знакомый голос. Он не был насмешлив и даже зол не был. В голосе только усталость. – Неужели новая всеобъемлющая страсть?

Я круто повернулась и почти вцепилась в Армана:

– Где дверь?!

Тот недоуменно пожал плечами:

– Там, где и должна быть, – за гобеленом.

– Там пустая стена!

Видя, что он не понимает моих слов, объяснила:

– В моей комнате за гобеленом пустая стена.

– В вашей комнате? Когда мы с вами договаривались в Бордо, в замке была всего одна комната с гобеленом, он висит на месте, я там и перешел. Почему вы не воспользовались дверью?

Я сидела, все еще не в силах поверить в произошедшее.

– Мари сказала, что вы просили ее мне помочь. Она повесила гобелен в моей комнате. Пойдемте скорей, мне уже надоело трястись здесь. Дома поговорим.

– Где дома, Анна?

– Я хочу перейти домой.

– Для вас все закрыто. Ваше время закончилось, я предупреждал.

Я не понимала, не желала понимать то, что он говорил. Сам Арман здесь, значит, все еще открыто.

– Но вы же здесь?

– Я могу быть где угодно.

У меня началась истерика, я рыдала, что-то требовала, о чем-то умоляла… Собственно, что я могла требовать или о чем просить? Только вернуть меня обратно, потому что я не вернулась не по своей вине.

– А по чьей?

– По вашей! Это вы обещали мне создать возможность перехода здесь, в Бруаже. Я могла успеть в Париж! – я почти трясла Армана за полы камзола.

– Анна, хватит обвинять меня. Я вам советовал не доверять Мари, предупреждал, что она опасна. Просил поискать гобелен. Неужели это так трудно – обойти комнату за комнатой и обнаружить в соседней давным-давно висящий на стене гобелен и дверь за ним? Тем более в замке, кроме вас и служанки, никого.

– Я проверяла, больше нигде ничего не было.

– Зачем вы рассказали Мари о предстоящем переходе и о гобелене? Хотя что теперь говорить…

Я держалась из последних сил, не желая поверить, что самое страшное уже произошло и теперь ничего не изменишь.

– Что теперь делать?

– Пока жить.

– Как?!

– Как жили, но стараясь ни с кем не ссориться, даже с королевой и кардиналом. Я попытаюсь что-нибудь сделать. Все равно выбора у вас нет, на ближайшие триста пятьдесят лет здесь вы бессмертны, потому, даже бросившись вниз с этой стены, только кости переломаете, но жить будете. Не дурите, попробуйте привыкнуть к этой жизни, она не так уж плоха, быстро я вам помочь не смогу.