Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

Когда спектакль закончился, де Пальма не пошел бродить по закоулкам театра в поисках компании знатоков, обсуждающих спектакль, чтобы покритиковать вместе с ними выступление певцов. Он был бы щедрым на критику: по его мнению, исполнение оперы было посредственным. Но он вернулся домой. Его ум вязнул в еще не завершенных выводах, как ноги во влажной земле. Ева с улыбкой открыла ему дверь и объявила:

— На этот раз мы с Анитой не ругались!

— Она начала разбавлять вино водой?

— Думаю, что да.

От Евы шел опьяняющий, еще не успевший выветриться запах духов. Она не стала переодеваться для дома и встретила своего мужчину накрашенная, в прямой юбке и в чулках — раскинула любовные сети. Де Пальма не стал сопротивляться и нежно раздел Еву. Они спокойно занялись сексом, и любовь укрыла их от мрачных мыслей, а за стенами, в саду, прилетевший с моря ветер яростно трепал сосны. Удовлетворив свои желания, Мишель и Ева укрылись толстым одеялом в мирном тепле своей постели. Когда Ева, лежавшая бок о бок с Мишелем, приподнялась, он увидел ее глаза и подумал, что еще ни разу не видел ничего, в чем было бы столько света, и что ни один художник не смог бы их нарисовать.

Поздно ночью, уже засыпая, Барон вдруг прочел стихи:

Вот он, наш час, — тот час,

Когда они тебя зарезали.

— Могу я узнать, что ты читаешь? — нахмурив брови, спросила Ева.

— Это из «Электры» Рихарда Штрауса.

— Тебе понравился спектакль?

Он покачал головой, потом долго молчал, глядя в потолок. Его губы дрожали, словно на них замирали несказанные слова.

Твоя кровь лилась тебе на глаза,

И от ванны шел пар — тепло твоей крови.

Ева положила ногу на его ноги. Она не решалась смотреть на него.

— Версия с Леонией Ризанек для меня навсегда останется самой лучшей, — сказал Барон.

— Вот и хорошо, — сказала Ева. — Теперь я спокойна.

— А знаешь, почему я думаю об этом?

Этот вопрос не требовал ответа.

— Когда мы разыскивали брата и сестру Отран, у меня в машине, в проигрывателе приемника, была запись этой оперы с Ризанек в главной роли. Это великолепно! Я прокручивал запись раз за разом.

— Как сюиты Баха, когда тебя тянет к ним.

— Вот именно.

— А теперь — вопрос! — объявила Ева. — Почему именно «Электра»?

— История Тома и Кристины немного похожа на историю Электры и ее брата Ореста.

Де Пальма поднял в воздух указательный палец, словно школьную указку, и стал рассказывать, проводя этим пальцем линии по воздуху, когда хотел подчеркнуть слово.

— Агамемнон, царь Микен, был убит при участии своей жены Клитемнестры. Через семь лет после смерти царя его сын Орест мстит за него при поддержке и помощи своей сестры Электры.

Мертвые ревнивы: вместо жениха

Он прислал мне ненависть со впавшими глазами.

— Ты это знаешь наизусть! — ахнула Ева.

— Эта история долго не давала мне покоя. В ней есть какая-то загадка. Я чувствую, что эта загадка будет задана снова и что на нее придется дать ответ.

Ева погасла ночник, и на окружавшую их мебель легли длинные синие тени.

На следующий день Полина снова ехала по дороге в Кенсон. День был пасмурный. На возвышенностях вокруг города Маноска и на горных гребнях возле Вердона лежал снег. На равнине клочья тумана цеплялись за изголодавшиеся виноградники и обессилевшие деревни.

Палестро стоял на пороге своего дома с узловатой палкой в руках — собирался пойти на прогулку. Он особенно любил климат этих мест зимой и часто говорил, что холод приближает его к доисторическим временам.

— Только вы можете нам помочь! — заявила Полина, протягивая ему руку в знак приветствия. — При нашей последней встрече я не все вам рассказала. Кроме того, с тех пор было совершенно второе нападение на нас.

Палестро оставался спокойным, как будто ждал этой встречи.

— Погуляем вместе! — предложил он. — Специалисту по первобытной истории лучше всего думается, когда он шагает по земле среди природы. Человек создан для ходьбы, и об этом нельзя забывать. А после ходьбы мы поужинаем.

Они спустились на берег Вердона самым коротким путем — по маленькой тропинке.

Утесы были похожи на отрезы старой ткани, собранной в складки. Кое-где на них были видны черные пятна — карликовые дубы или ржавые отметины времени. Изумрудно-зеленая вода медленно текла между участками редкого мелколесья, которые здесь называли лесами.

Палестро указал Полине на следы, которые отпечатались в грязи.

— Это кабан. Несомненно, крупный самец.

— Вы по-прежнему охотитесь?

— Нет, с этим покончено. Я слишком стар и хожу в лес только собирать грибы. Сейчас, если повезет, можно найти вороночник[27]. Ничего другого в это время года не растет.

— Интересно, чем же питались первобытные люди?

Палестро остановился и втянул ноздрями холодный воздух.

— Они ели много такого, о чем вы даже не подозреваете, — корни, например. И дичь тоже. Сейчас вы ничего не видите, но представьте себе: двадцать тысяч лет назад вы уже смогли бы заметить несколько крупных птиц, зверей и еще не знаю что… увы, сейчас иное время.

Палестро когда-то опубликовал исследование о пищевом поведении людей верхнего палеолита. Этот маленький очерк помог диетологам создать несколько новых диет для похудения.

Профессор остановился в нескольких шагах от берега. В этом месте вода Вердона текла медленнее и была темнее.

— С Тьери Гарсией произошло то же, что было с Фортеном, — сообщила Полина.

— Гарсия? Я его не знаю.

— Молодой ученый из университета Бордо. Он выжил.

Палестро что-то проворчал. Он становился все менее чувствительным к тому, что происходило вне круга его интересов. Полина поняла, что он ждет еще каких-то новостей.

— Фортен незадолго до смерти сфотографировал «Человека с оленьей головой».

Палестро не удивился. На его старом лице не дрогнул ни один мускул.

— Нужно, чтобы вы рассказали мне об этом больше, — сказал он бесстрастным голосом.

— Фортен нашел статуэтку высотой двадцать сантиметров. Голова ее была едва намечена. Над глазами можно разглядеть разветвления, похожие на оленьи рога. Они вырезаны не очень умело, но видны ясно.