Метро 2033: Смерть октановых богов - Юрий Харитонов

И все это время он слушал и смотрел… И кое-что он видел, ведь не замутненный верой разум судит куда более трезво. Мозг, словно после долгого сна или затяжной болезни, просыпается и работает в полную силу и замечает вещи, которых раньше не заметил бы.

Например, монахи не все добывали и выращивали на своем священном холме, среди них были люди, покидающие город и надолго уезжающие в неизвестные края, а потом возвращающиеся с «добычей». Однажды Спассу довелось пройти мимо узкого окна-бойницы, выходящего на разрушенный город, когда «купцы» – так они себя называли – вернулись. Из крытых телег эти монахи вывели людей – испуганных, грязных и зачуханных… Зачем? Лишь к вечеру Константин понял для чего!

В общей столовой, когда придвинул к себе миску вкусно пахнущей похлебки с большим и сочным куском мяса, Спасс обратил внимание на довольное лицо знакомого монаха с горящими нездоровым блеском глазами. На молчаливый вопрос бывшего майора тот безумно прошептал: «Свежее! Свежайшее! Это мясо только что приехало! Хвала небесам! Нет! Нашим братьям! Что берут на себя сей грех и привозят нам их… Сотни, тысячи за пятилетку, несколько тысяч за десять лет! Ох, и хвала Господу нашему! Только он мог даровать нам прозрение в столь опасный час, когда Земля завшивела, когда она заболела и в агонии зачервивела! Спасибо Ему, что подсказал выход! Мы… Теперь мы – его карающий перст! Теперь мы – его очищающие уста! Он с нами! И мы поможем очистить все вокруг от скверны…»

Константин едва не сблевал, когда понял, что за мясо он все это время с удовольствием поглощал. Но ему пришлось скрыть свои эмоции и есть, есть, есть… иначе его бы тоже съели! Воспротивься он – съели бы! Попытайся уйти – не выпустили бы, а съели! Нет! Он притворился, что не понял, он показал всем своим видом, что страстно ожидает того, зачем пришел сюда! А именно: воскрешения любимых! Жены и дочерей, которых потерял в тайге три года назад. Он ел мясо и ждал, когда придет час, и его посвятят в братья, ведь для этого мужчину отправят из мужского монастыря в Свято-Успенский собор, где шесть братьев высшего сана должны провести ритуал, после которого майор станет «своим». И все это время Спасс подмечал, где лежит оружие, воровал его и прятал.

И дождался. Странная смесь отвращения к вере и неистового желания наказать фальшивых служителей культа помогла Спассу вытерпеть отвратительные мессы и не менее омерзительные обеды, приправленные человечиной, и, наконец, Бог его услышал. Священники высшего сана обратили внимание на взрослого мужчину, который смиренно почитает и веру их, и образ жизни, и пригласили на главный обряд, открывающий путь послушнику для полноценной интеграции в их общество.

Сколь непомерным было ликование майора, когда это случилось, столь крепкими – оковы смирения. Он не мог выдать настоящих чувств, пока не попадет на главный праздник, что готовили в Храме. Искушение убивать было велико, но память о жене и дочках – ярче и сильнее. Он хотел помочь им, поверил в святость людей и храмов, но плесень и гниль человеческих грехов оказались сильнее. Они выдержали испытание ядерной войной и заразили местное население.

Чтоб его!

В белокаменном соборе, расписанном фресками Рублева и Черного, почти скрытыми копотью и сажей костров, горящих прямо в храме, бывшего майора ждали шестеро Великих Отцов Второго Пришествия. Все в позолоченных, но грязных рясах, с золотыми крестами в руках, с широченными лицами отъевшихся жирдяев и такими же необъятными формами под вышитым золотом облачением.

В центре храма стоял «алтарь», под который приспособили обычный нержавеющий стол, а на нем лежала… еще живая обнаженная девушка. Связанная и чем-то опоенная. Она металась на алтаре явно в бреду и повторяла одно и то же: «Хочу к тебе! Скоро буду! Рай рядом, уже близко! Уже чуть-чуть, и мы, сыночек, встретимся!» Спасс не сводил взгляда с женщины. Тело ее покрывали свежие кровоподтеки и синяки, между голых ног запеклась кровь. Он на секунду закрыл глаза и представил лицо собственной жены, которую когда-то давно вот так же на алтаре изнасиловал служитель церкви. Представил ее страх, боль и невероятное, жуткое одиночество, когда в каких-то десятках метров спит опоенный снотворным супруг и не может спасти от позорной судьбы. От похоти, смердящего дыхания и отвратительной плоти человека, который должен быть святым по определению! Наверное, и ее, пока готовили к роли жертвы, изнасиловали – чего добру зря пропадать? Майор дважды ловил похабные взгляды отца Дионисия в сторону девушки, что только подтвердило эти выводы.

Святые отцы что-то долго говорили, но Константин их не слушал, а все смотрел и смотрел на жертву, которой предстояло в этом жутком представлении стать символическим ужином для горстки избранных. Для шестерых – привычным и повседневным, а для Спасса – откровением и, одновременно, испытанием. Да-да! Мужчина не сомневался, что испытанием для него послужит убийство этой девушки. Если справится и погрузит нож в теплую, живую плоть, а потом откушает, то эти люди, что рассказывают ему сейчас о каком-то боге, готовом принять мечущегося по миру в поисках успокоения мужчину, сочтут его за своего…

– То есть это все чудеса, на которые вы способны? – перебил Спасский священников. Они недоуменно замолчали и переглянулись. Очевидно, то был первый раз, когда «соискатель» задавал наводящие вопросы, вместо того чтобы с раскрытым ртом внимать откровению, льющемуся из уст великих последователей Его…

– Что, сын мой? – недоуменно переспросил отец Вергилий. По-настоящему его, конечно же, звали Василием, но Константин давно заметил стремление православных служителей нарекать себя иностранными именами. – Тебе недостаточно того чуда, что сейчас творится в лоне этого святейшего храма?

– Да! – грозно пробасил отец Иоанн (на самом деле Иван). Он вообще любил грозно басить, когда отчитывал кого-нибудь из послушников поменьше рангом. – Тут совершается настоящее таинство: тебе дана возможность всенепременно стать нашим братом после маленького священного обряда. А роль обряда – подчеркнуть никчемность бренной плоти, показать, что церковь не милует грешников и что в ее лоно может прийти каждый.

– А каждый придет за счет другого грешника? – переспросил Спасс, имея в виду себя и жертву. – То есть, я грешник, пока не убил и не съел другого грешника?

– Ты верно подметил, сын мой, – подал голос отец Георгий (Юрий). Он поднял вверх руку, на которой Константин заметил характерные наколки – перстни. Ну что ж, этот еще и бывший зэк! Даже неясно, был ли на свободе, когда случилась Третья мировая, или сбежал потом. – Всевышнему нужна жертва, и жертва кровавая! Он должен знать, что ты можешь стать Его телом на бренной земле и защищать Его интересы, наплевав на любые моральные нормы и правила! Только так можно очистить Землю от отребья, что осталось после Второго Пришествия! Только пламенем мы выжжем ересь из людей! Только выпив кровь, очистим их сердца! Только отведав их плоти, будем помнить Его плоть и отличать ее от плоти отребья! Только так грехи и скверну распознаем среди себе подобных!

– А как же заповеди?

– Заповеди? – переспросил отец Вергилий.

– Ну те… заповеди… – удивленно приподняв брови, Константин смотрел на священников и не мог поверить, что когда-то, послушав бурятского мужика, решил, что после Катастрофы святых людей на свете должно прибавиться и что они смогут вернуть ему жену и дочерей… Наверное, голову потерял от любви и горя! А теперь не видел Спасс в этих людях ничего святого. Не вернут они ему семью! Они просто не способны ни на что святое! Обычные каннибалы, прикрывающиеся верой, вешающие с ее помощью на глаза людей шоры. Кого-то сразу в бульон, а кого-то в братья – ведь не может община без вливания новых членов.