Скандинавский детектив - Дагмар Ланг

Я открыл, было, рот, но тут вошла фрекен Таппер со связкой ключей. Она направилась в угол возле дивана, где за зелеными портьерами скрывалась лестница, и нас, похоже, не заметила.

— Далеко собрались? — спросил комиссар.

Она остановилась и медленно повернулась к нам.

— Дверь надо запереть на крыше. Из полиции только что принесли хозяйские ключи.

Она двинулась дальше и скоро исчезла среди зелени. А Веспер Юнсон продолжал:

— Знаете, что за темные пятна были на костюме Свена Леслера?

Я покачал головой.

— Машинное масло. С примесью тавота и сажи.

— Наверное, перепачкался в гараже.

Он прищурился.

— А я вот не уверен. По словам автомеханика, он близко не подходил, держался в стороне. Но есть другая…

Он осекся и уставился на лестницу. За зелеными портьерами заскрипели ступеньки, и неожиданно на нижней появилась Хильда Таппер. На ней лица не было, рукой она хваталась за сердце. Мы бросились к ней.

— Что случилось? — спросил Веспер Юнсон.

Старуха тяжело привалилась к перилам.

— Сирень, — пробормотала она, как-то странно глядя на нас. — Белая сирень…

Комиссар хотел поддержать ее, но она оттолкнула его и нетвердой походкой прошаркала к выходу.

Веспер Юнсон смотрел на меня с нескрываемым удивлением.

— Что все это значит?

Не дожидаясь ответа, он кинулся вверх по лестнице. Я поспешил за ним.

Последние лучи закатного солнца золотили цветы и листву, легкий ветерок шевелил облезлый флюгер — деревянную чайку с ржавыми железными крыльями. В тени будки, точно зрелые кисти винограда, повисли тяжелые гроздья сирени. Веспер Юнсон показал на них.

— Другой сирени тут не видно, — сказал он и подошел ближе.

Всего кустов было четыре. Крайний слева был усыпан розовыми цветами, соседний увядал, что я заметил еще утром, потом шел куст лиловый и, наконец, пурпурный.

— Я что-то не вижу здесь белой сирени. А вы?

Веспер Юнсон внимательно огляделся, подошел к увядшему кусту, сорвал кисть и, развернув сморщенные бутоны, заключил:

— Если бы эта сирень распустилась, цветы были бы белые.

Он задумался, потом пожал плечами и отбросил увядшую кисть.

— Идемте. — Он круто повернулся и зашагал к лестнице. А, спустившись вниз, прошел через буфетную прямо на кухню. Горничная наливала кофе.

— Где фрекен Таппер? — спросил Веспер Юнсон.

Она кивнула на одну из дверей.

— Ей, похоже, нездоровится. Она заперлась.

Он шагнул, было к двери, но передумал.

— Вы не знаете, что там за история с увядшей сиренью?

Горничная сочувственно вздохнула.

— Бедная старушка Хильда. Она, как пришла оттуда, сразу мне сказала. Суеверие, вы же понимаете.

— Давайте-ка все по порядку, — попросил комиссар.

Она оставила кофейник и подошла к нам.

— Кусты сирени на крыше — это деревья-хранители, или как их там называют. Старый хозяин, то есть отец директора Леслера, сажал их, когда рождались дети. Директор нам сам рассказывал. Он, понятно, это всерьез не принимал, да и я тоже не верю.

Веспер Юнсон кивнул, глаза его блеснули.

— Такое дерево, оно вроде защитника, который сопровождает человека всю жизнь. Когда подопечный умирает, дерево гибнет. Это давнее народное поверье. Очень любопытно.

— Да, директор точно так и говорил, — подтвердила горничная.

— Значит, у каждого из четверых есть свое дерево-хранитель? — сказал я.

— Верно, — кивнула горничная. — Там на крыше четыре куста сирени.

— И у директора Леслера была белая?

Она посмотрела на него в явном смятении.

— Ну да, белая.

Веспер Юнсон даже обрадовался.

— Ах ты, черт! Больше полувека куст цветет, а когда умирает его подопечный, вянет и он. Впору усомниться, случайность ли это.

— Ясное дело, случайность, — сказал я.

— Так и я сказала Хильде, когда она спустилась, — подтвердила горничная. — Господи, сирень старая, уже не первый год усыхает. Удивляюсь, как она вообще перезимовала. Но Хильда этого не знала. Она только осенью сюда вернулась.

Я кивнул.

— От фру Денер?

— Точно. Она здесь двадцать пять лет не была.

— А почему, собственно, она вернулась? — спросил я. — Фру Денер отказалась от ее услуг?

— Там ей стало трудно управляться, и тогда фру Денер договорилась с директором, что ее возьмут сюда. Здесь на ней только готовка, и в доме все по-современному, с тех пор как хозяин его перестроил.

Когда мы вышли из квартиры покойного миллионера и спускались по лестнице, Веспер Юнсон заметил:

— Не больно приятно связывать судьбу с таким вот деревом-хранителем. Представляете, каждое утро проверять, полито ли оно да удобрено. А весной волнуйся, распустилось или нет!

Из полумрака вынырнул сержант.

— Как хорошо, что вы не ушли! — обрадовался он и что-то прошептал на ухо комиссару.

— Отлично, — сказал тот, — отлично. Я к нему загляну. Как его фамилия — Ларсон?

— Капитан дальнего плавания Эйнар Ларсон.

Веспер Юнсон достал блокнот и сделал какие-то пометки, зонтик при этом покачивался у него на руке.

— А вы пока позвоните адвокату Георгу Шилю, Дроттнинггатан, тридцать восемь. Передайте, что я на полчасика запоздаю. Он все равно сидит на месте, так что, думаю, это не имеет значения.

Сержант все записал и, глянув на карманные часы, сказал:

— Депеши из Норрланда должны вот-вот прийти.

— Вы лучше езжайте домой, — сказал комиссар. — Если что проклюнется, свяжитесь со мной. Я буду на месте часов в десять, а может, и раньше.

Мы вышли на улицу и поспешили к соседнему подъезду, над которым красовался номер 11. Дом был старый, обшарпанный, а лестница в столь плачевном состоянии, что я подумал, не хозяйничает ли тут стокгольмский муниципалитет. Грязно-желтая краска на стенах облупилась, подъезд провонял кухонным чадом и прочей гадостью — хоть нос затыкай.

— Кто такой капитан Ларсон? — спросил я, когда мы поднимались по высокой истертой лестнице.

— Здешний жилец.

— Мое присутствие вообще-то желательно?

— Да все равно.

— Ладно, в таком случае будьте здоровы.

Комиссар сразу переменил тон.