Хранящие тепло - Елена Лагутина

— Ну, идем. Да что ты стоишь, как неживая? Иди, я сказал! — он грубо подтолкнул ее в бок ногой, и Саша отлетела в сторону, едва удержавшись на ногах.

Он тут же подскочил к ней, схватил за полу куртки и волоком потащил в сторону. В вечерней тишине резко прозвучал треск разрывающейся ткани.

— Андрей, — прохрипела она, почувствовала, как сдавило горло. — Прошу тебя…

— Что ты там бормочешь?

Он швырнул ее на землю. Саша почувствовала острую боль, ударившись о ствол дерева.

— А теперь встань. Встань, я сказал!

— Послушай…

Она видела его лицо — оно было непроницаемым. Видела нож, который тот продолжал крепко сжимать в правой руке. На нож она старалась не смотреть, хоть он и притягивал взгляд. Она точно знала, что смотреть нужно было в лицо, в глаза, потому что верила — несмотря ни на что, перед ней стоит человек. Слишком мало времени было отпущено ей на то, чтобы в последний раз попытаться достучаться до этого человека. Но шанс нужно было использовать — только бы заставить себя не смотреть на нож…

— Послушай, Андрей… Скажи, что ты хочешь.

— Встань, я сказал! — прохрипел он и, наклонившись, прижал острие ножа к ее шее. Саша почувствовала холод стальной иглы. Сколько раз она уже испытывала это ощущение, сталкиваясь с его взглядом! Те же остро заточенные иглы, тот же холод и одно желание — убить, пронзить насквозь…

С трудом поднявшись на ноги, Саша огляделась по сторонам. Нужно было потянуть время — Владимир не может задержаться так долго. Всего лишь потянуть время… Но есть ли у нее вообще время? Саша этого не знала.

— Послушай… Послушай меня, прошу тебя. Я знаю, ты на меня злишься. Я оскорбила тебя перед группой. Но я была вынуждена это сделать. Андрей…

Он, казалось, не слышал ее. Медленно подняв руку, снова коснулся острием ножа ее шеи, и, слегка нажав, принялся водить из стороны в строну, словно разрезая на мелкие части. Саша чувствовала — еще секунда, и она просто потеряет способность говорить, упадет на землю, закроет лицо руками — только бы не видеть того, что он делает.

— Андрей, ведь я знаю. Знаю, что ты не такой, каким хочешь казаться. Я ведь видела. Тогда, в тот вечер, видела…

Не отнимая руки, он все же поднял глаза, в которых Саша различила едва уловимый интерес.

— Что ты видела?

— Кошку, — выдохнула Саша, не отрывая взгляда.

— Кошку? Какую еще кошку?

— Кошку, — упрямо повторила она, — помнишь, в прошлом году. Был сильный дождь. Там, на остановке.

— Дождь? — тупо переспросил он, как будто все еще не понимая, о чем идет речь.

— Дождь, — эхом отозвалась она, — прошлой осенью. На остановке. Ты подобрал ее. Она была мокрая, сидела на асфальте. Ты подобрал ее и унес с собой. Я видела. Я видела, Андрей. Ты подобрал кошку…

Она повторяла одно и то же, напряженно вглядываясь в его глаза и веря в то, что ее спасение — в его памяти. Если он вспомнит, все изменится. Все должно измениться…

И он вспомнил. Саша увидела, как дрогнули мускулы на его лице, как сузились глаза, шевельнулись губы…

Но в этот момент ей почему-то стало еще страшнее. Нажим лезвия стал ощущаться еще более сильно. Верхняя губа медленно поползла вверх, приоткрывая челюсть и пожелтевшие редкие зубы.

— Да, кошка. Конечно. Как же я мог забыть. Кошка! — он смеялся надрывным смехом. Саша вся вжалась в ствол дерева, чувствуя, что сейчас произойдет самое страшное.

— Кошка была забавная. И живучая — страсть! Долго не умирала, сучка. Еще на следующее утро дергалась, хотя и дергать-то было уже нечем. Рассказать тебе про кошку? Хочешь? Ты ведь этого хотела, да? Этого? Сначала… Подожди, дай вспомню. Сначала я поджег ей хвост. Она металась по подвалу, как настоящая комета. Только орала слишком сильно. Пришлось ее потушить. Потом я отрубил ей передние…

— Нет! — закричала Саша, почувствовав очередной нажим на горло. Горячая тонкая струйка побежала вниз, но ей, казалось, было уже все равно — только бы не слышать, только бы не знать, что он сделал с этой кошкой…

— Слушай! Ты ведь хотела…

— Прошу тебя, пожалуйста, не надо!

— Жаль, — хрипло произнес он. — Жаль, что у тебя нет хвоста. Было бы интересно.

— Что ты собираешься со мной сделать? — спросила Саша почти без выражения, чувствуя, как на смену страху приходит равнодушие, почти что отупение. «Только поскорей, — промелькнувшая мысль не показалась ей дикой, и она снова мысленно повторила „поскорей“.

— Что я собираюсь с тобой сделать? — переспросил он, снова криво усмехнувшись. — То же самое, что и ты со мной. А ты думала, я тебя трахнуть хотел? Нет, ты для меня слишком старая. Я только разукрашу тебя — немножко. Чуть поярче, чем ты меня сегодня разукрасила. И побольнее. Жаль, что ты себя никогда не увидишь. Зрелище, конечно, будет не из приятных. В закрытом гробу хоронить придется.

Не ослабляя нажима, он повел лезвие наверх. Саша инстинктивно взметнула руки к лицу, но он тут же перехватил их и вдавил ее в ствол дерева. Коснувшись щеки, лезвие плавно скользнуло внутрь. Нож, видимо, был хорошо заточен. Сначала она не почувствовала боли, ее удивил лишь странный звук, услышав который, она догадалась, что лезвие коснулось зубов — значит, он разрезал щеку насквозь. Потом еще, и еще… Соленая жидкость заполнила рот, она уже не могла ни кричать, ни сопротивляться. Его лицо медленно таяло в розово-красной дымке. В тот момент, когда кровь полностью залила глаза, Саша потерла сознание.

— Вещь, свято хранимая? — Сергей Анатольевич, приподняв голову, кивнул Владимиру и тут же попытался вовлечь его в процесс разгадывания кроссворда. — Восемь букв, третья «л», предпоследняя «и»?

— Реликвия, — механически ответил Владимир, — дядя Сережа, вы Сашу не видели?

— Точно. Реликвия, — довольно хмыкнул дядя Сережа. — Ре-лик-ви-я. А вот еще… Японский император?

— Вы Сашу не видели, дядя Сережа?

— Сашу? Видел Сашу, конечно. Десять минут назад ушла. Опоздал, сынок. Так не знаешь японского императора?

— Десять минут назад? А она ничего не сказала?

— Ничего не сказала. Ох, молодежь, — дядя Сережа махнул рукой и снова погрузился в кроссворд. Владимир вышел из вестибюля.

— Саша! — снова громко прокричал он, но ответа не услышал. Быстрыми шагами он прошел вдоль аллеи туда и обратно, потом остановился и замер, прислушиваясь. Тревога нарастала с каждой минутой. Ему показалось, что откуда-то слева донесся приглушенный звук, он бросился туда, но там никого не было. Снова прислушавшись, различил будто бы звук с другой стороны, но и там ничего не нашел. Он опять замер на месте, беспомощно оглядываясь по сторонам. И наконец совершенно отчетливо услышал стон, доносящийся из ближних зарослей.