Матильда - Татьяна Богатырева

Узнав о том, что сестра сняла на лето чудовищную дачу в глухом лесу, Юля вздохнула и отправилась туда вместе с Матильдой. От нее не укрылись тревога и переживания Матильды, хотя та продолжала изо всех сил скрывать свои печали от родных и не показываться на людях в расстроенных чувствах.

Верхний этаж дачи оставался нежилым и вид имел совершенно инфернально-заброшенный. Вместе с сестрами в доме поселился лакей со своею супругой, в специальном хозяйственном крыле. Его жене пришлось взять на себя обязанности кухарки, потому как никто не соглашался ехать на лето в такую даль даже за щедрое вознаграждение.

В первую ночь на даче Матильда увидела очень неприятный сон – хорошо, что их семейная, городская кухарка, отправилась в Красицы: она верила снам и приметам более, чем людям, так что наверняка бы тут же принялась говорить любимой хозяйке о недобрых предзнаменованиях и «проверенных временем» особенностях снов, увиденных на новом месте – мол, они и вещие, и точные, и бог знает что еще.

Они обе, и Юля, и Матильда, выбрали себе спальни с видом на лес. Парк разросся до такой степени, что высокие деревья доходили до самых окон вплотную, и ветки имели обыкновение стучать по стеклу, чаще всего в ветреную погоду. Сам же дом, пустой и огромный, целиком и полностью состоял из скрипов, непонятных вздохов и еле слышных шагов, особенно в темное время суток.

…Ей снилось поселение, сельская община у глухого соснового бора с причудливо стоящими камнями, которые образовали то ли квадратные домики с маленькими круглыми окошками, то ли памятники непонятно чему. Она в сопровождении кого-то, кажется Юли, была гостем на свадебном обряде большой семьи. С виду казалось, что люди эти судя по одежде и укладу жизни, по национальности были скорее вепсами, чем русскими крестьянами.

Первое, что удивило Матильду это то, что свадьба проводилась ночью. Внимательно всмотревшись, она обнаруживала все больше странностей, и, обратившись к своей спутнице, с удивлением обнаружила, что та во сне преобразилась из Юли в кого-то местного, ей незнакомого, но способного теперь пояснить Матильде суть происходящего: она оказалась вовсе не на свадьбе, а на похоронах, и то, что происходило в доме, было «веселением» покойника. Ведь юноша умер еще до брака, и, по традиции, теперь с ним, обряженным во все свадебное, прощались так, будто готовили скорее к браку, нежели к смерти. Повсюду звенели колокольчики, звучалигармони.

Ей захотелось узнать, кто именно этот умерший человек, и как только она об этом подумала, ей стало ясно, что это похороны Николая. Матильда кинулась прочь со двора и побежала по главной дороге вдоль поселения, бежать было неудобно, она поскальзывалась, а под ногами у нее было что-то теплое, скользкое и живое. Она посмотрела вниз и увидела, что ее босые ноги по щиколотку увязли в теплой синеватой глине. Глина пульсировала.

Маленькая девочка в нарядом костюме, очень похожем на первый детский польский костюм самой Матильды, сшитый для нее в четырехлетнем возрасте, взяла ее за руку и потянула по направлению к старой избе, стоящей в самом конце улицы. Изба издали казалась обгоревшей, вблизи же Матильда поняла, что доски потемнели и рассохлись от старости. От дерева шло тепло, и темнота внутри дома тоже казалась теплой. На порог вышла женщина молодая и красивая, со светлыми – как у Николая – глазами, и жестким ртом.

– Это Матрена-погибельница, – сказала девочка, дернув Матильду за рукав.

– Ваше Величество, – вслед за девочкой произнесла женщина.

Матильда попыталась сказать, что они приняли ее за кого-то другого, и на самом деле ее зовут не так, но женщина подняла руку, призывая Матильду к молчанию: «Конечно, вас звали иначе, я знаю. Теперь вы приняли новое имя – теперь, возрожденная во Христе, вы зоветесь иначе».

Матильда поняла, что в этом сне она больше не Матильда, а Алиса Генесская. Девочка, продолжающая держать ее за руку, снова изменилась, теперь это была ее – Алисы – компаньонка, приехавшая из Германии вместе с нею.

– Здесь мне никто не мешает, – снова заговорила женщина, – и найти меня тут непросто. Это ты прибыла из страны, где в почете при дворе господа мистики и маги, в нашем краю все по-другому, запомни. Ты и сама это видишь: где он, твой немецкий доктор, который обещал тебе помощь?

– Его нет, – сказала Матильда, – его больше нет, его убили.

– Конечно убили, – кивнула женщина, уходя в глубь дома и жестом делая Матильде Алисе знак следовать за ней, – убили, и теперь он тебе не поможет.

Алисе Матильде стало очень страшно.

– А твой мужчина слабый, он это допустит, потому что слабый. Но это хорошо, что он слабый – потому что был бы сильным, тебе его не удержать. Он и так тебя полюбит, надо, чтобы он не любил больше балерину, и все. У всего на свете есть хозяева, хозяин леса, и хозяин дома, и хозяин мертвому и живому, мы попросим помощи у этих хозяев, они всегда помогают, а мне твои деньги ни к чему: они сами возьмут с тебя плату, и жизнь твоя будет такой, какой ты сама захочешь, только недолгой.

Женщина наклонилась и поймала кудахтающую у ее ног рябую курицу. Одним движением на весу она скрутила курице шею и бросила тушку на дощатый пол к босым ногам Матильды Алисы.

– На, отдай плату хозяевам леса. И они, может быть, возьмутся тебе помогать.

Матильда почувствовала, как темнота в избе обступает ее со всех сторон, прижимается вплотную, пытается проникнуть в глаза, в уши, в силящийся закричать рот, она стала задыхаться, а темнота сжимала ее все сильнее и сильнее, изба превратилась в каменный мешок и становилась все уже, уже, пока она, наконец, не проснулась.

Матильда Алиса выпрямилась на постели в попытке отдышаться и проснуться окончательно. Щеки пылали, и, когда она поднесла к ним подрагивающие ладони, оказалось, что она плачет – она плакала во сне, и получилось, что заплакала и в реальной жизни.

Матильда уже сама жалела о том, что сняла эту дачу. Но признать свою ошибку она не могла, потому решила остаться здесь до конца лета, как бы ей ни хотелось пока не поздно уехать в родные Красицы.

Наутро после увиденного кошмара Матильда сама больше напоминала теперь неупокоенный сумрачный призрак, нежели живую молодую девушку, хозяйку имения. И отправляться спать при этом боялась совершенно по-детски.

К счастью, Юля сама обратилась к Матильде с просьбой ночевать вдвоем в одной комнате, ссылаясь на непривычные простор и тишину слишком большого для них двоих дома. Следующую ночь они провели вдвоем. На этот раз Матильде явственно казалось, что кто-то ходит у них под окном. Она молчала, боясь напугать сестру, хотя точно чувствовала, что Юля не спит. В конце концов Юля первая подала голос, шепотом поинтересовавшись, не слышит ли Матильда тихого шороха под окнами.

– Слышу, – так же шепотом ответила Матильда.

Тихие звуки шагов и хруст веток продолжались до самого утра. Осталось неясным, продолжились ли они с рассветом – Юля и Матильда, вконец измученные ночными переживаниями, заснули.

Утром комнату заливал яркий свет солнца, погода была чудесная, и у Юли не осталось сомнений, что подозрительные шорохи были не более чем плодом их разыгравшейся фантазии. Тем не менее, видя испуг сестры, она попросила лакея перебраться в комнаты на этаже, чтобы в случае необходимости, он мог явиться на зов сестер и прийти к ним на помощь.