Чужая луна - Игорь Болгарин

Кутепов по просьбе Врангеля задержался на «Лукулле». Когда стихли голоса покидающих яхту гостей, Врангель, словно продолжая прежде начатый разговор, сказал:

— Но это еще не все.

— Я вас слушаю, Петр Николаевич, — Кутепов не совсем понял, что Главнокомандующий имел в виду: то ли он вернулся к предыдущим размышлениям о разоружении или же хотел высказать какие-то новые поручения.

— Боюсь, на этом французы не остановятся. Мы для них слишком хлопотное и далеко не дешевое хозяйство. И, конечно же, раньше или позже, они будут снова пытаться избавиться от нас. Какой очередной трюк они для этого придумают — не знаю, но что это случится, не сомневаюсь.

— У вас есть какие-то предложения?

— Быть постоянно настороже.

На следующий день нарочные развезли по кораблям приказ номер один. Первый он был потому, что как бы открывал новую страницу жизни армии, теперь уже не чужбине. Его подписал Кутепов. На этом настоял Врангель.

По здравому размышлению, они пришли к выводу, что, находясь в довольно сложных отношениях с французами, им необходимо прибегнуть к небольшой и безобидной хитрости. Пусть один из них (Врангель) будет добрый, великодушный и справедливый, другой же (Кутепов) — неуступчивый, мелочный, хитрый и злой. Так им будет легче плавать в этом дипломатическом море интриг.

В приказе номер один говорилось, что находящиеся на судах эскадры нижние чины обязаны сдать имеющееся у них оружие своим командирам. Оружейным мастерам вменялось в обязанность его проверить, выделить на судах специальные помещения и там, под надежной охраной, пока его хранить. Офицеры оставляют свое личное оружие при себе.

Все лишнее и неисправное оружие передать французам, для чего подготовить его и сложить на нижних палубах…

Операция по разоружению русской армии, к обоюдному удовлетворению сторон, была проведена блестяще. Не вызвав никаких нареканий французов, Врангель сохранил в армии необходимое количество оружия и боеприпасов.

Теперь надо было сделать следующий шаг: вновь возродить армию, способную решать любые боевые задачи. За время отступления и эвакуации она растеряла боевой дух и превратилась в разболтанную запорожскую вольницу. Рассчитывать на боевые успехи с такой армией не приходится. Необходимо налаживать суровую армейскую дисциплину. А для этого, прежде всего, надо освободиться от беженцев. Но мало этого! Их надо обустроить на чужой земле. Это необходимо было сделать хотя бы потому, что беженцами являлись родители, братья, сестры и дети его солдат и офицеров, которые решили разделить с армией ее участь.

Еще в Севастополе Врангель обращался к митрополиту Вениамину за помощью в обустройстве беженцев за границей. Но ни разу во время их мимолетных встреч владыка не вспомнил об этой его просьбе, ничего не сказал о результатах. Запамятовал?

Не откладывая дело в долгий ящик, Врангель отправился на своем катере к митрополиту, по-прежнему обитающему на «Генерале Корнилове».

Когда Врангель постучал, владыка, не спрашивая, открыл дверь каюты. И на его лице отразилось тихое удовлетворение.

Владыка, видимо, читал, потому что в проеме двери Врангель мельком увидел лежащую на столике у иллюминатора толстую книгу, потревоженные листы которой стали сами по себе медленно переворачиваться.

Врангель, привыкший видеть владыку в праздничном облачении, с расшитой жемчугами миррой на голове, не сразу его узнал. Перед ним в тесной корабельной каюте стоял старик в накинутом на плечи просторном светлом подряснике, с жидкими седыми прядями, не прикрывающими лысую голову. В эти минуты митрополит был больше похож на уставшего мирянина, вернувшегося домой после хлопотного дня.

— Прошу прощения, владыко, за вторжение, — почувствовав неловкость, что явился без предупреждения, сказал Врангель.

— Входите, ваше превосходительство. Коль пришли, стало быть, нужда привела, — добродушно произнес владыка. — А и без нужды можно, — и, указав на кресло, добавил: — Располагайтесь. А я немного приведу себя в порядок. Духовные пастыри, как родители перед детьми, не всегда предстают в праздничных одеждах.

И пока владыка омывал лицо водой и затем перед зеркалом влажной рукой поправлял свои жидкие волосы, Врангель сказал ему:

— Меня привело к вам беспокойство о тех людях, которые поверили мне и вместе со мной оказались на чужбине. Я имею в виду не солдат и офицеров. Те не оставили меня, повинуясь присяге. Я беспокоюсь о беженцах, по зову сердца обрекших себя на лишения и страдания.

— Я не забыл наш разговор, ваше превосходительство, но пока ничего утешительного сказать не могу. Более того, я обеспокоен дошедшими до меня печальными сведениями.

Митрополит вновь сел в кресло, в котором отдыхал до прихода Врангеля.

— Некоторые католические страны стали в буквальном смысле отлавливать рассеявшихся по Европе российских детей-сирот и определять их в свои католические приюты. Эти дети, как я понимаю, уже никогда не вернутся в Россию. Меня это крайне встревожило. Я собираюсь встретиться по этому поводу с папским представителем в Константинополе архиепископом Дольче.

Врангель молчал, хотя эта новость поразила его. Вот уж никогда не думал, что католичество и православие сойдутся в борении на таком поле.

— Тогда же, еще в Крыму, я по вашей просьбе, ваше превосходительство, обратился к некоторым странам с просьбой временно приютить у себя русских беженцев, — продолжил митрополит Вениамин. — Католические страны вовсе не ответили. Это бы ладно. Но даже единоверцы, такие, к примеру, как греки, тоже пока все еще хранят молчание

Врангель, слушая митрополита, снова и снова прикидывал в уме, что еще можно предпринять? Он не мог, не имел права сказать покинувшим вместе с армией Россию людям, что он бессилен им помочь, что он умывает руки. Нет-нет, какой-то выход все же есть, его только надо искать.

— Я думаю, не все так печально и безнадежно, — словно почувствовав некоторую растерянность Врангеля, сказал митрополит. — Может, вы обратили внимание, какую-то часть наших беженцев отыскивают местные родственники, те, кто уже давно укоренился в Турции, и забирают их с кораблей. У кого-то есть родня в Болгарии, на Балканах, в Канаде, Аргентине. Их не оставят, заберут. Безродных останется немного, с Божьей помощью и их пристроим. Я продолжу делать все, чтобы выполнить ваше поручение, ваше превосходительство. Тут наши интересы полностью совпадают

— Спасибо, владыко, на добром слове, — сказал Врангель.

Митрополит словно не слышал его слов. Он поднял на него отсутствующие глаза и тихо сказал:

— Я молю Бога, чтобы ваша миссия была успешной и мы бы снова вернулись на родину. Но что, если это будет неугодно Богу и эти люди никогда не вернутся в Россию? А ведь они — самый плодородный пласт нашей земли. Это они — хранители веры, справедливости, совести. Без них Россия предстанет миру выжженной пустыней. Сколько лет, а может быть, столетий понадобится для того, чтобы восстановить моральное, этическое плодородие русской земли?