Звездолов - Патриция Поттер

Девушка посмотрела на него с удивлением.

— Уехала с тобой? Но я до сих пор не могу понять, как ты сам сюда пробрался.

Патрик слегка отодвинулся, чтобы лучше видеть ее лицо, и отвесил иронический поклон.

— Как ты находишь мой вид? Ты бы смогла меня узнать, если бы заметила во дворе? Разве я не мастер перевоплощения?

— Но я тебя почти не вижу, — мягко возразила Марсали.

— Но запах старого пьяницы ты чувствуешь? Прошу прощения, что превратил твою комнату в кабак.

— Это неважно. О, Патрик, — ее голос прервался, — я так тосковала без тебя.

— Марсали!

Патрик целовал ее щеки, глаза, шептал ей слова, которые заставляли ее плакать от счастья. Когда их губы слились и по ее телу снова разлился сладкий, уже знакомый яд, Марсали почувствовала себя одновременно беспомощной и защищенной. На секунду Патрик заставил ее поверить, что все будет хорошо.

— Марсали, — хрипло сказал Патрик, так же сгорающий от желания, как и она сама, пока еще не понимая, что с ней происходит.

Их сердца бились так близко, прерывистое дыхание толчками поднимало грудь. Она чувствовала, как его мощные напряженные мышцы становились мягкими в ответ на ее ласки.

Господи, как же ей хотелось стать его женой, жить с ним, просыпаться и засыпать рядом, в одной постели, смеяться и плакать вместе. Марсали хотела разделить с ним все, отдать ему всю себя.

Сколько нового вошло в ее жизнь: откуда этот странный голод, слабость и напряжение в каждой клеточке тела, почему она чувствует жар от его прикосновений, что значат эта нежность и жадность его губ?

Когда Патрик с трудом оторвался от нее, Марсали была почти без чувств. Она трепетала с головы до пят, а ее дыхание было хриплым и прерывистым.

— Это безумие, — сказал Патрик. — Кто-нибудь может зайти к тебе, чтобы проверить, что ты тут делаешь?

Марсали покачала головой:

— Нет, вряд ли. Они были здесь… раньше.

— Они все еще хотят, чтобы ты вышла за Синклера?

— Да, отец хочет, но я не соглашаюсь. Теперь, когда Сесили в безопасности…

Марсали оборвала фразу. Мысль о сестре взволновала ее, заставила забыть обо всем остальном. Она схватила Патрика за руку.

— Патрик, скажи мне правду, ты уверен, что она в безопасности?

— Да, — мягко ответил он, доставая что-то из споррана. — Она передала тебе вот это. Сесили сказала, ты знаешь, что это значит.

Марсали взяла в руки цветок и рассмотрела его при свете луны. Белая роза. Сесили любила белые розы. До того, как уехать с Руфусом, она успела прошептать сестре, что пришлет цветок в знак того, что у нее все хорошо. Красная роза означала бы, что Сесили угрожает опасность.

Марсали улыбнулась, чувствуя, как беспокойство оставляет ее.

— Спасибо, — просто сказала она. Патрик улыбнулся ей в ответ.

— Хирам сказал, что твоя сестра сразу же стала членом семьи. А Руфус, похоже, сошел с ума. Он решил остаться на несколько дней, чтобы убедиться, что Сесили там удобно.

— Она еще так молода, — задумчиво сказала Марсали.

— Да, совсем ребенок. Но Руфус не позволит себе ничего предосудительного, да и его семья присмотрит за ней. Иначе я бы не отправил туда Сесили.

— Я никогда не смогу выразить, как я тебе благодарна.

— Что ты, любовь моя, не стоит об этом говорить.

Патрик нежно поцеловал девушку в лоб.

— Я хотел бы спасти тебя от чудовища, но вместо этого могу только увезти тебя.

— Нет, — спокойно, но твердо ответила Марсали. — Я не могу уехать. От этого будет только хуже.

— Хуже быть уже не может, — возразил Патрик. — Но если ты станешь нашей заложницей, твой отец не будет совершать набеги на наши земли. Это даст мне время, чтобы найти настоящих грабителей — и того, кто стоит за ними.

— Заложницей?

Марсали на секунду застыла в его руках, затем начала инстинктивно высвобождаться из его объятий. Патрик удержал ее за руку.

— Марсали, я не собираюсь использовать тебя против твоего отца. Но я не могу перенести, что он держит тебя под замком. Я не уйду отсюда без тебя.

— А если я не пойду?

Как бы Марсали ни любила Патрика, она не готова была смириться с тем, чтобы он распоряжался ею как своей собственностью. Никому и никогда она этого больше не позволит.

— Марсали, — начал он.

— Скажи мне, Патрик, — перебила его Марсали, — что ты сделаешь, если я откажусь?

Девушка не заметила, что враждебность, прозвучавшая в ее голосе, подействовала на зверьков, которые до этого мирно дремали на подоконнике. Зарычав, один из них бросился на Патрика и укусил его за ногу.

От удивления Патрик довольно громко вскрикнул. Он сбросил ласку со своей ноги, но из ранки уже потекла кровь.

— Черт бы его побрал!

— Изольда! — укоризненно сказала Марсали, беря ласочку на руки и одновременно успокаивая ее друга, тоже приготовившегося к нападению на Патрика.

— Так это была дама? — с иронией спросил он, рассматривая ранку.

Марсали кивнула, прижимаясь щекой к Изольде и шепча что-то едва слышное ей на ухо. Разве она могла сердиться за то, что ласка бросилась на ее защиту?

— Я должен был сам догадаться, — насмешливо сказал Патрик.

Марсали обрадовалась: раз он мог шутить, значит, не сердился, но не поняла его шутки.

— Почему ты должен был догадаться?

— Ну так, кое-что слышал о женщинах, — усмехнулся Патрик.

Здравый смысл подсказывал ей, что в течение этих лет, которые они провели в разлуке, в его жизни были другие женщины, но ее сердце не могло с этим смириться.

— Я лучше положу их в корзину, — сухо сказала Марсали.

Патрик мудро молчал, пока девушка укладывала Тристана и Изольду в круглую плетеную корзинку, служившую им домом, когда Марсали уходила из комнаты.

Когда она закончила, Патрик обнял ее и спросил:

— На чем мы остановились?

— Ты собирался рассказать мне о женщинах, которые кусаются.

Он смущенно кашлянул.

— Я совсем не об этом хотел поговорить с тобой. И я не много знаю о женщинах, которые… кусаются.

— Почему же? Это неприятно? — спросила Марсали.

Патрик погладил ее по щеке, и девушке пришло в голову, что точно так же она только что успокаивала Изольду. Это сравнение не понравилось Марсали. Но когда она попыталась отодвинуться, Патрик удержал ее.

— Марсали, моя любимая, — прошептал он, — ты стала такой красивой. И такой самоотверженной. Ты рискуешь своим счастьем, может быть, даже жизнью, ради семьи.