Проект «Дом с привидениями» - Триша Клесен

За стулом висит табличка с надписью: «Уголок миссис Фостер» – и короткой справкой о том, что она внесла огромный вклад в развитие библиотеки. Много лет назад она сидела на этом самом стуле и читала детям вслух, так что его не посмели выкинуть. Но и на видном месте, разумеется, оставлять не собирались. Мне всегда было обидно за миссис Фостер, которую загнали в угол. С глаз долой – из сердца вон. В конце концов, она им больше не нужна. Они уже получили от нее все что хотели. Стул миссис Фостер далеко не самый удобный, но меня привлекал.

Я устроилась на привычном месте, расстегнула рюкзак и вытащила тряпичную сумку. От одного вида толстых блокнотов по спине забегали мурашки, словно приятному волнению было негде скрыться и оно искало там убежище. Второй раз за день я столкнулась с нелегким выбором, с чего начать.

Я положилась на волю случая: закрыла глаза, запустила руку в сумку и вытащила первый попавшийся блокнот.

Распахнув его, я обнаружила те же самые строки, которые читала вчера ночью. Ладно, как прикажете. Видимо, мне полагается начать именно с него.

Я погрузилась в чтение, жадно впитывая каждое слово, запоминая каждое предложение, лишь после этого я перелистывала страницу. Записи в дневнике велись нерегулярно. Мама то не пропускала ни дня несколько недель подряд, то пропадала на полгода. На некоторые события у нее уходил всего один абзац, а то и короткое предложение, которым она описывала общие впечатления от прошедших дней: «В последнее время сильно занята из-за учебы Пейдж» или «Отметили очередную годовщину». Некоторые занимают целые страницы – мама как будто втягивалась в процесс и уже не могла остановиться. В основном она просто болтала ни о чем, и большинству читателей такой дневник показался бы скучным, но я от всего приходила в восторг. Мне словно показывали старую видеозапись.

Это навело меня на мысль: должны же были у нас остаться старые видео? Наверняка. Последние несколько лет родители все реже доставали камеру из шкафчика – пожалуй, съемки почти прекратились после того, как Пейдж достаточно повзрослела, чтобы пугаться объектива, убегать от него и закрывать лицо, но все-таки что-то должно было сохраниться. Я мысленно приказала себе поискать старые видео.

Последняя запись далась мне с трудом. Она была слишком печальной. Дневник закончился на неделе, следующей за после 11 сентября. Мама описывала свои ощущения от новостей, рассуждала о том, как страшно воспитывать детей в нашем мире. Но на меня давили не эти рассуждения, а самый последний абзац:

«Это заставило меня задуматься о том, что все может измениться в мгновение ока. Я постоянно боюсь потерять детей, как и все родители. Но, наблюдая за обваливающимися башнями, я вспомнила о том, что и сама недолговечна. Мы с Дэйвом уже много лет не обновляли завещания, так что я записалась к нотариусу. Я пролистала старые дневники и осознала, что все записи в них ни о чем. Может, мне следует оставить что-нибудь моим девочкам, просто на всякий случай. Но о чем им написать? Что захочет услышать тот, кто слишком рано потерял близкого человека? Да и разве потеря не будет всегда казаться преждевременной? В последнее время эти мысли не дают мне уснуть».

У меня перехватило дыхание. Мамины слова вжались в грудь, выдавив из нее весь воздух, и мне пришлось подняться и немного пройтись.

Она не знала. Не могла знать. Никто не способен предвидеть свое будущее. Но мама о нем думала. Переживала за нас.

Я прокрутила в голове ее слова: «Разве потеря не будет всегда казаться преждевременной?» Я уверена, что не всегда. Будь ей лет девяносто, нельзя было бы сказать, что она ушла слишком рано, верно? Или все-таки можно? Но в любом случае мама наверняка была бы не прочь это выяснить. Я проверила время на телефоне. Папа заберет меня примерно через час. Я успею прочесть еще один блокнот, но не уверена, что стоит это делать. Мне хочется, чтобы эти слова никогда не кончались. Вдруг они – как противень горячих брауни? Я всегда так быстро их съедаю, что на следующий день ничего не остается, кроме разочарования. Надо ими наслаждаться. Немножко сегодня, чуточку завтра. Растянуть их на много месяцев.

Наверное, я веду себя эгоистично. Мне следовало бы поделиться своей находкой с Пейдж. Она наверняка обрадовалась бы дневникам. И сестра этого заслуживает, но лучше все-таки подождать окончания эксперимента. Нельзя позволить Пейдж догадаться, что все эти призрачные послания – моих рук дело.

Я принялась ходить взад-вперед по коридорчику рядом с моим уголком. В библиотеке запрещено разговаривать, но здесь же не было ни души. Сегодня воскресенье, я в подростковой секции. Никого тут и быть не может.

Я достала телефон и пролистала телефонную книжку. Вчера вечером я занесла в нее номер Исайи. Не знаю, почему мне хочется поговорить именно с ним. Я добралась до Джизелы и набрала ее номер.

Никто не ответил, и я вздохнула с облегчением. Сама не знаю почему.

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я снова нажала кнопку звонка. Исайя ответил прежде, чем я успела одуматься.

Я замялась, не зная, что сказать.

– Мм… Это я. Энди.

– Я знаю, кто звонит, глупенькая.

– А…

– Что случилось?

– Не знаю.

– Ясно-о-о-о, – протянул Исайя, и за этим последовала долгая неловкая пауза.

– Я нашла мамины дневники.

Снова тишина, но на этот раз без неловкой паузы. В трубке раздается дыхание Исайи. Видимо, он ждет, что я скажу дальше. И я вывалила на него все события прошедших выходных. Рассказала о кольцах, словах, запахах… Он молчал.

В конце концов, когда мне уже нечего было добавить, я выдохнула и сказала:

– Это все.

– Ясно, – ответил Исайя. – Тебе потребуется время, чтобы все это переварить.

– Да. Честно говоря, я в растерянности. Мне оставить свой проект и поговорить с папой и Пейдж?

– Не знаю, Энди. Судя по всему, он действует.

– Возможно.

– Если ты сейчас во всем признаешься, а потом дела снова пойдут плохо, ты уже не сможешь повторить эту попытку.

– Знаю. То есть лучше не надо?

– Наверное, пока не стоит. Но выбор, конечно, нелегкий.

– Исайя?

– Мм?

– Спасибо, что выслушал.

– Не за что. Правда.

– Мне пора идти. Папа скоро приедет, и библиотека вот-вот закрывается.

– Ты в библиотеке?

– Да, а что?

Исайя рассмеялся:

– Я сижу на ступеньках у входа. Делал здесь уроки.

– Никуда не уходи.

Я убрала дневники в рюкзак и выбежала из библиотеки. Исайя сидел на ступеньках в красной рубашке поло и шортах цвета хаки. Его наряд чем-то напоминал школьную форму. Как же я была рада его видеть. Он стоял в дверях, я позвала его по имени.