Жена банкира - Кристина Алгер

– Джулиан сказал мне, что семья Амиров не террористы. И что «Свисс юнайтед» не вел бы с ними дел, если бы все было иначе.

– Так они и не террористы. Они отмывают грязные деньги. А вот их родственники – террористы.

Аннабель бросила на Лоренцо сердитый взгляд.

– Как бы там ни было, «Свисс юнайтед» будет работать с кем угодно. С террористами. Диктаторами. Наркоторговцами. А если нет, их просто вышвырнут из этого бизнеса. Как вы думаете, кто держит свои деньги на счетах в швейцарских банках? Бухгалтеры? Домохозяйки из Талса, штат Оклахома?

Лоренцо усмехнулся. Аннабель почувствовала, что ее щеки вспыхнули. Она, конечно же, слышала разные истории о швейцарских банках. И даже время от времени знакомилась с некоторыми клиентами Мэтью – в основном это были его старые друзья по колледжу, которые зарабатывали деньги в Нью-Йорке и Лондоне, но при этом хотели припрятать парочку долларов на секретных номерных счетах. Аннабель знала, что делают они это, чтобы не платить налоги или, возможно, чтобы скрыть что-то от жены, которая в один прекрасный день может попытаться забрать при разводе все. Аннабель было известно, что с юридической точки зрения существует так называемая серая зона. Однако это казалось относительно безобидным – как преступление без жертвы. А Мэтью был адвокатом. Специализирующимся на налоговом праве! Не потому ли его наняли обеспечивать, чтобы все было более-менее в рамках законности? Не этим ли он занимался днями напролет, выискивая лазейки и механизмы, позволяющие уберечь чужие деньги от налоговых санкций?

– Если вам сказал это ваш друг Джулиан, значит, он солгал. Он-то не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Будьте осторожнее в выборе тех, кому доверяетесь, Аннабель. Вы сейчас, дорогая моя, находитесь в Стране чудес. Как Алиса. Здесь, в Женеве, преступники могут быть вашими друзьями, а друзья – преступниками. Вы меня понимаете?

Аннабель кивнула:

– А вы сами к какой категории относитесь?

Внезапно колесо автомобиля попало в выбоину, и Аннабель тихонько вскрикнула от неожиданности. Лоренцо мгновенно прижал ее к спинке сиденья. Водитель приопустил разделяющую их перегородку.

– Lo siento, Señor Mora, – сказал он. – Hay hielo en la carretera[10].

– ¿Es el plano de los neumáticos?[11]

– No, no[12].

Лоренцо удовлетворенно кивнул. Потянувшись вперед, он снова нажал кнопку, вернув перегородку на место. Когда он нагибался, Аннабель мельком заметила черный ремешок у него под пиджаком. Сначала она подумала, что это подтяжки, но потом догадалась, что это было на самом деле. Лоренцо Мора носил с собой пистолет.

– Просто лед на дороге, – сказал он. – С шинами все в порядке.

– Я говорю по-испански, – шепотом заметила Аннабель.

Лоренцо удивленно поднял брови.

– Какая образованная женщина. А еще какие-нибудь языки вы знаете?

– Французский. Немного немецкий. Вы так и не ответили на мой вопрос.

Лоренцо кивнул.

– Аннабель, – сказал он с пресной улыбкой. – На данный момент я самый лучший друг, который у вас есть. Поэтому внимательно меня послушайте: не доверяйте ни единой живой душе из «Свисс юнайтед». Не верьте Джулиану Уайту. Не верьте Йонасу Клаузеру. Они вам не друзья. В Женеве у вас вообще нет друзей. Вы должны вернуться в Нью-Йорк. Или навестить свою сестру. Можете погостить у меня на Исла Альма, если хотите. Главное – уехать, не важно куда. На вашем месте я бежал бы отсюда как можно скорее, причем без оглядки.

Похороны Данкана Сандера состоялись в епископальной церкви Святого Джеймса в Верхнем Ист-Сайде – довольно странный выбор, учитывая то, что Данкан никогда не придерживался англиканской веры и не жил в Верхнем Ист-Сайде. Однако церковь Святого Джеймса была модным молитвенным домом; его посещали светские дамы, с которыми Данкан водил компанию; здесь отпевали представителей высшего манхэттенского общества. Даже если он встретил свою смерть, уплетая сэндвич за рабочим столом, от пули, выпущенной с близкого расстояния ему в голову из пистолета сорок пятого калибра, Данкан Сандер мог быть абсолютно спокоен насчет того, что попрощаются с ним достойно и элегантно. Очевидно, он оставил своему адвокату пространный список требований и распоряжений относительно собственных похорон, когда для них придет время, указав там все: от музыки, которая должна звучать, до цвета урны, куда следует поместить его прах. Все было в точности так, как он хотел. И Марина могла утешить себя хотя бы этим.

Когда она приехала в церковь, скамьи были почти заполнены, и она села в конце зала. Впереди, слева от кафедры, она видела сорудников редакции журнала «Пресс»; все, приветствуя, целовали друг друга с торжественным выражением лица и незаметно сражались за места: если не возле самого Филипа Бранкузи, то, по крайней мере, поближе к центральному проходу, чтобы было лучше видно. В правом крыле церкви тем же была занята светская публика. Марина улыбнулась. Данкану все это очень понравилось бы. Здесь были буквально все, кто хоть что-нибудь собой представлял. Это была самая нарядная толпа, которую Марине довелось когда-либо видеть, за исключением сборища на Неделе моды. Конечно, все было выдержано в черных тонах, однако здесь были представлены наряды из последних парижских коллекций. Марина еще никогда в жизни не видела столько черных сумочек «Биркин» от «Гермес» в одном помещении одновременно. Алтарь был украшен лилиями, белыми розами и композициями из огромных голландских тюльпанов в горшках, которые тяжело склоняли вниз свои головки, как будто тоже скорбели о покойном. Марина подумала, уж не было ли это устроено светским флористом Джеромом Котиллардом, с которым у Данкана как-то был короткий, но бурный роман. По крайней мере, она надеялась на это – в конце концов, он ведь был лучшим в своем деле.

Сама Марина была одета в простое черное платье с рукавами три четверти, а поверх него – в винтажное пальто от Ланвен, о котором Данкан когда-то сказал, что оно – «само совершенство». На лице – минимум косметики, а из ювелирных украшений – только обручальное кольцо. Черные волосы были собраны на затылке в конский хвост. От недосыпания ее тонкая кожа казалась прозрачной, а под глазами залегли голубоватые тени, похожие на синяки. В общем, выглядела она ужасно, но ей было все равно. В отличие от других сотрудников журнала «Пресс», Марина пришла сюда, чтобы попрощаться с человеком, а не поглазеть на церемонию. Хоть ей и трудно было на этом сконцентрироваться: она инстинктивно старалась определить, не преследуют ли ее, не следят ли за ней, и ее взгляд бегал по сторонам. Пальцы крепко сжимали небольшую черную сумку, в которой лежали солнцезащитные очки, пачка салфеток и брелок в форме сердечка, который Грант подарил Марине, когда она переехала к нему жить. А на кольце брелока висел ключ от дома и, что более важно, та самая флешка.