Женщина справа - Валентен Мюссо

– Когда ты поняла, что она не отступит?

Бабушка покачала головой. Мои вопросы оживили ее тягостные воспоминания, но теперь я уже не мог остановиться.

– Все изменилось, когда она подписала контракт с большой студией…

– RKO?

– Да, это так. Она начала получать роли. Я ходила в кино смотреть все фильмы с ее участием, но она появлялась на экране только на две-три минуты. Когда она мне звонила, то была так взволнована, будто оказалась на первом плане рядом с Кэри Грантом[36]. Лиззи верила в свою счастливую звезду.

Взгляд бабушки затуманился. Я испугался, как бы у нее не помутилось сознание, но это оказалось лишь видимостью, так как ее голос вдруг прозвучал с неожиданной горячностью:

– Почему ты задаешь мне все эти вопросы, Дэвид? Из-за Уоллеса Харриса?

– Ты в курсе?

Она с насмешливым видом пожала плечами.

– А как ты думаешь? Конечно, я в курсе. У меня здесь телевизор, газеты… В новостях последних дней только и говорят, что о его смерти.

– В те времена ты встречалась с ним вживую?

– Нет, конечно. Я почти никогда не была в Лос-Анджелесе, и Лиззи прекрасно знала, что у меня нет никакого желания встречаться со всем этим высшим обществом. Во всяком случае, говорили, что он ведет себя с актерами как настоящий тиран. Одному богу известно, что из-за него перенесла моя маленькая девочка!

– Все это немного преувеличено, – раздраженно произнес я.

– Ты-то откуда знаешь?

– Со мной о нем говорили люди, знавшие его… В работе он был настоящим маньяком, но никого никогда не тиранил.

– Ты не ответил на мой вопрос. Смерть режиссера каким-то образом связана со всем этим допросом?

– Перестань, Нина, никакой это не допрос!

– Хм… Ты говоришь себе, что я с минуты на минуту помру и у тебя не останется больше никого, чтобы поговорить о своей матери?

– Где ты выискиваешь все эти ужасы?

– Никакие это не ужасы. Все абсолютно нормально. Мне следовало бы почаще говорить с тобой о ней.

– Тебе не в чем себя упрекать.

Разговор принимал оборот, который мне не нравился.

– Я попыталась воспитать тебя как можно лучше, чтобы ты избежал страданий.

– Ты хорошо знаешь, что тебе это удалось. Не беспокойся об этом.

На минуту я замолчал, чтобы не торопить ее. Издалека до нас доносился шум транспорта на бульваре Уилшир.

– Ты знаешь человека по имени Сэмюэл Кроуфорд?

– Что-то такое мне это говорит.

– Он работал на Харриса, был его правой рукой. Это с его подачи пригласили Элизабет. Они встретились в 1957 году…

Я увидел, что она старается собраться с мыслями.

– О, Лиззи говорила мне о стольких! Так что, когда речь заходила обо всех этих людях из Голливуда, я только притворялась, будто ее слушаю.

– А некий Сэм Хэтэуэй? Когда велось расследование, он был полицейским инспектором в Лос-Анджелесе.

– Никогда не слышала этого имени.

Я был разочарован, но тут же вспомнил свою беседу с Кроуфордом.

– А может быть, женщину, которую звали Лора? В фильмах Харриса она была гримершей.

Бабушкин взгляд оживился.

– Да, о ней я хорошо помню. Лора… Думаю, Лора Грей. Лиззи относилась к ней с большой симпатией, она много раз мне о ней говорила. Впрочем, эта девушка была единственной, с кем она ладила на тех проклятых съемках.

Меня не удивило, что бабушка смогла вспомнить ее фамилию. Нина могла начисто забыть все, что делала на прошлой неделе, и с абсолютной точностью помнить эпизоды из своего детства.

– А потом ты не получала от нее каких-нибудь новостей?

– Нет… хотя получала. Однажды через несколько месяцев после исчезновения Лиззи она позвонила мне, чтобы сказать, как она опечалена тем, что произошло. Мы говорили не очень долго, но я нашла, что это очень мило с ее стороны.

Я сознавал, что у меня очень мало информации, чтобы расспрашивать бабушку. Два или три месяца… не больше. Чего я надеялся этим добиться?

– Тебя держали в курсе расследования?

– О расследовании я узнавала куда больше из прессы, чем от полиции! Каждый день, или почти каждый, я звонила или отправлялась в комиссариат, чтобы узнать, нет ли чего нового. Каждый раз мне говорили: «Не беспокойтесь, расследование ведут наши лучшие инспекторы, мы делаем все, что только можем…» Результат известен…

– Значит, когда расследование началось, ты была в Лос-Анджелесе?

– К тому времени я уже не была медсестрой. Я работала секретаршей в Калифорнийском университете. Учитывая обстоятельства, мне предоставили отпуск. Я поселилась в доме в Сильвер-Лейк. Тогда я даже не представляла себе, что в конце концов мы окончательно там поселимся. Сначала я оставила тебя у кормилицы в Санта-Барбаре, а потом забрала с собой.

Бабушка вздохнула; взгляд ее бесцельно блуждал по фасадам окружающих домов за окном. Я чувствовал, что этот разговор начал утомлять ее, но не мог положить ему конец, пока не будут расставлены все точки над «i».

– Есть еще кое-что, о чем мне хотелось бы с тобой поговорить…

Чтобы снова сосредоточиться, ей понадобилось несколько секунд.

– Твой отец?

Я еле заметно кивнул в знак согласия.

– Я спрашивала себя, когда ты соберешься выложить, за чем приехал. На самом деле ты ведь из-за этого интересуешься теми временами? Думаешь, тебе удастся разыскать его после стольких лет?

В общем и целом пусть уж лучше она думает, что я в поисках именно его.

– Я никогда не лгала тебе, Дэвид: я не знаю, кто твой отец, Лиззи так и не доверилась мне.

Она долго и пристально смотрела на меня своими прекрасными светлыми глазами. Ее взгляд казался мне совершено правдивым.

– Но, по крайней мере, хоть какие-то догадки, кто это, у тебя есть?

– Однажды в мае 1958-го Лиззи приехала в Санта-Барбару без предупреждения. Перед этим я не видела ее два или три месяца.

Я быстро подсчитал.

– В мае… Ты хочешь сказать, что у нее было уже шесть месяцев беременности!

– Да, но я точно этого не знала. Увидев ее, я даже не стала сердиться. Лиззи была в таком отчаянии! Ты же догадываешься, что в своем состоянии она больше не могла оставаться в Лос-Анджелесе.

– Кроме тебя, больше никто не был в курсе?

– Она все сделала, чтобы скрывать свою беременность как можно дольше. Чтобы замаскировать свой живот, она носила страшно утягивающие корсеты. Это было какое-то безумие… Несомненно, все хорошо устроилось, но в те времена достаточно было стать матерью-одиночкой, чтобы в один прекрасный день от тебя начали шарахаться как от зачумленной, можешь мне поверить. Если бы кто-нибудь узнал, для нее было бы покончено и с фильмом, и с карьерой в Голливуде.