Лачуга должника и другие сказки для умных - Вадим Шефнер

Внизу, на набережной Москвы-реки, тёк людской поток, и всё в одном направлении – к Красной площади. Этот поток не вмещался на тротуаре, он захлёстывал мостовую, и из-за этого не могли двигаться элмобили и элтобусы.

«Странно, – подумал я. – Сегодня не Первое мая, и не Седьмое ноября, и не День космонавтики. Неужели вся эта суматоха из-за Андрея?»

Я включил телевизор. Показывали Ленинград. «Стихийный митинг на Дворцовой площади», – сказал Диктор, и я увидел на площади множество людей. У всех были счастливые лица, будто невесть какое чудо случилось. Группы Студентов несли довольно аляповатые, наспех сделанные плакаты. «Давно пора!», «Даёшь единый универсальный!», «Химики рады, физики – тоже!» «Ура – Андрею!» – вот что было написано на этих плакатах. Толпа вела себя совершенно недисциплинированно – она громко пела, гудела, шумела на все лады. Я выключил Ленинград и включил Иркутск, но и там было то же самое. На площади толпился народ, пестрели самодельные плакаты. На одном было написано: «Металлы, камень, дерево, стекло» – все эти слова были жирно зачёркнуты, а поверх начертано: «Единый универсальный». Затем я включил Лондон, Париж, Берлин – там происходило то же самое, только надписи на плакатах были на других языках.

«Эта всемирная суматоха не должна мешать моей работе, – подумал я. – Каждый должен делать своё дело».

Вскоре я вышел из квартиры и через двадцать минут был на воздушном вокзале.

В те времена до Новосибирска можно было лететь экстролетом, скоростным ракетопланом, рейсовым дирижаблем и дирижаблем-санаторием. Так как спешить мне было незачем, то я выбрал дирижабль-санаторий и вскоре был на его борту. Дежурный Врач провёл меня в двухместную каюту и показал мою постель. Затем он приложил к моему лбу ЭСКУЛАППП, который показал всего три болевых единицы по восходящей.

– Ну, вы, товарищ, два МИДЖа проживёте, – улыбнулся Врач. – Но у вас лёгкое переутомление, поэтому я назначу вам кое-какие процедуры. Есть ли у вас какие особые пожелания?

– Если можно, то пусть моим однокаютником будет Человек гуманитарного направления, – попросил я. – Голова уже гудит от всех этих технических разговоров.

Врач ушёл, а в каюту вскоре вошёл Человек средних лет. При нём был довольно большой чемодан, что меня несколько удивило: как правило, Люди давно уже путешествовали без ручной клади. Мой спутник сообщил мне, что зовут его Валентин Екатеринович Красотухин и что у него две специальности: он Ихтиолог и Писатель. Признаться, имя это мне ничего не говорило, хоть я знал не только литературу XX века, но и современную. Назвав себя и свою профессию, я поинтересовался, какие произведения созданы моим однокаютником.

– Видите ли, – ответил Валентин Екатеринович. – Ихтиолог я по образованию и по роду работы. А Писатель я по внутреннему призванию. Правда, я смотрю истине в лицо и сознаю, что таланта у меня нет, но я сконструировал кибернетическую машину и с её помощью надеюсь со временем создать поэзо-прозо-драматическую эпопею, которая прославит меня и…

– Но послушайте, – перебил я своего нового знакомого, – всем известно, ведь уже в конце Двадцатого века было доказано, что никакая, даже самая совершенная, машина не может заменить творческий процесс. Это так же ясно, как то, что невозможно создать вечный двигатель.

– Но я сам сконструировал свой творческий агрегат, – возразил Красотухин. – Я верю, что мой АТИЛЛА не подведёт меня. Вот полюбуйтесь на него!

С этими словами Писатель-Ихтиолог раскрыл чемодан и извлёк из него довольно большой прибор со множеством кнопок и клавиш и поставил его на стол каюты.

– Вот он, мой АТИЛЛА!

Мне стало немного грустно: и здесь я не избег техники. Но мне не хотелось огорчать своего спутника.

– Почему именно АТИЛЛА? – проявил я интерес.

– АТИЛЛА – это Автоматически Творящий Импульсный Логический Литературный Агрегат, – пояснил Красотухин. – Правда, он ещё не вполне вошёл в творческую силу, он ещё учится. Ежедневно я читаю ему художественные произведения классиков и современных авторов, учу его грамматике, читаю ему словари. Кроме того, я беру его на лекции по ихтиологии, которые он внимательно слушает. Ещё я читаю ему главы из Курса Поэтики, из Истории Искусств. Года через три он будет знать всё и сможет работать с полной творческой отдачей. Но уже и сейчас мы с ним творим на уровне начинающего среднего Литератора.

– А вы не можете продемонстрировать АТИЛЛу в действии? – спросил я.

– С удовольствием! – воскликнул Красотухин. – Дайте творческую программу.

– Ну пусть он сочинит что-нибудь для детей, что-нибудь там про кошечку, например, – предложил я, выбирая тему полегче.

Красотухин нажал на АТИЛЛе кнопку с надписью «Внимание». Вспыхнул зелёный глазок, агрегат глухо заурчал. Тогда Красотухин нажал клавишу с надписью «стихи д/детей». Прибор заурчал громче. Из него выдвинулся чёрный рупор.

– АТИЛЛушка, творческое задание прими. Про кота что-нибудь сочини, – просительно произнёс Писатель-Ихтиолог в рупор.

– Творзадание принято! – глухо произнёс голос из прибора, и сразу же вспыхнуло табло с надписью «творческая отдача». Затем из продолговатого узкого отверстия вылез лист бумаги. На нём было напечатано:

Кот и малютки

– Не так уж плохо, – утешающе сказал я. – В некоторых детских журналах XX века я читал нечто подобное. Только тут нужна правка. Ваш АТИЛЛА путает кота с козлом. И потом, откуда-то, ни к селу ни к городу, камбала с окунем появились.

– У АТИЛЛы ещё смещены некоторые понятия, – несколько смущённо ответил Писатель-Ихтиолог. – А рыдающая камбала – это, очевидно, творческая неувязка. Но в строке «окунь плачет под водой» есть нечто высокотрагедийное, здесь чувствуется некая натурфилософская концепция. Впрочем, стихи АТИЛЛе даются труднее, чем проза. Сейчас вы в этом убедитесь. И Красотухин заказал АТИЛЛе сотворить сказку с лирической концовкой. В сказке должны упоминаться человек, лес и звери. Вскоре агрегат дал нам возможность ознакомиться со своим произведением.