Дом в глухом лесу - Джеффри Барлоу

Подъехав к перекрестку, отмеченному потемневшим столбом с указанием миль, всадники направили коней по узкой тропинке, уводящей вверх сквозь густой лес. Вокруг царила тишина, нарушаемая только цокотом копыт да бряцанием уздечки, да еще среди листвы тараторили сойки – эта отрадная музыка весьма способствовала самоанализу. Скача вверх по склону, всадники размышляли о том, что ждет их впереди. Что за люди эти Уинтермарчи? Отчего вздумали поселиться именно в Скайлингдене? Как прикажете воспринимать сплетни, что циркулируют по деревне? Как насчет смутного сходства с кем-то знакомым, что примерещилось доктору Холлу во время его визита в усадьбу? Возможно ли, что эти люди – не те, за кого себя выдают? Не кроется ли здесь тайна еще более глубокая – или все дело просто-напросто в инстинктивном недоверии, что люди повсеместно питают к чужакам?

Оливер, сам будучи в Шильстон-Апкоте чужим, однако же всерьез заинтересовавшись мифологией Скайлингдена, нынче твердо вознамерился подметить и занести в анналы памяти каждую подробность своего визита в легендарную усадьбу. Его ясные глаза жадно глядели на уходящую вверх дорогу. Чем круче становилась тропа, тем теснее смыкались деревья по обе стороны от нее. Птицы умолкли; похоже, даже сойки находили Скайлингденский лес местом до крайности неприятным. Ветви высоких сосен переплетались над головой, заслоняя пасмурное небо. Вокруг царили безмолвие и тень. На протяжении всего пути сквайр не терял бдительности, памятуя о проказах Косолапа и вовсе не желая нежданно столкнуться с ним лицом к лицу. В придачу в столь мрачной чаще следовало опасаться саблезубых котов, вне зависимости от времени года. По счастью, ни кота, ни медведя он так и не высмотрел, да и лошади не заметили ничего подозрительного, и Медник, и гнедая кобылка спокойно и безмятежно трусили себе вперед.

Наконец, преодолев последнюю часть подъема, всадники оказались перед выцветшей, затянутой плющом стеной – внешней оградой Скайлингденской усадьбы. Сложена она была из кирпичей разного размера, а вход обрамляли два воротных столба – самых что ни на есть простых, четырехгранных, и каждый был увенчан тяжелым каменным шаром. Сами литые железные ворота были украшены арабесками в форме листьев, колосьев и звезд – весьма причудливых и насквозь проржавевших; более того, створки стояли незапертыми. Джентльмены спешились и ввели лошадей внутрь, прикрыв ворота за собою. Внутри, у самого входа, обнаружился домик – сторожка привратника, по всей видимости. Однако навстречу гостям никто не вышел, и, оглядев его снаружи, визитеры решили, что дом покинут. Так что они вновь сели в седла и двинулись к особняку по обсаженной деревьями аллее.

Прямо перед ними воздвигся Скайлингден-холл, выраставший все больше по мере приближения всадников. Строение и впрямь было не из малых, хотя и в прискорбно обветшавшем состоянии, как с первого же взгляда подметил Оливер. Декоративные кустарники вокруг дома буйно разрослись, вымахали до гигантских размеров и местами закрывали целые ряды окон; повсюду мох и плюш оспаривали друг у друга права на унылый фасад. Старый сине-пурпурный камень искрошился и истерся, орнаменты пошли трещинами и осыпались. Фронтоны и стены поддерживались дубовыми балками и вставками, причем потемневшее, шоколадного цвета дерево остро нуждалось в покраске. Черепичную крышу испещрили пятна лишайника. Трубы словно обглодал какой-то великан: кое-где в них не хватало кирпичей. В общем и целом с архитектурной точки зрения картина вырисовывалась не самая эффектная.

Всадники двинулись вдоль стены к конному двору, объезжая нечто, весьма похожее на флигель для слуг, ныне тоже заброшенный. Из стойла донеслось заливистое ржание, на которое Медник не преминул откликнуться. По крайней мере здесь рука хозяина ощущалась – конюшни выглядели куда новее и опрятнее, нежели сам особняк. В каретном сарае стоял экипаж вида вполне пристойного, во всяком случае, так казалось издали.

– Вслед за трактирщиком Айвзом я склоняюсь к мысли о том, что семейство это – не из зажиточных. Причем бедствует уже давно, – промолвил Марк, лениво выжимая предположения из всего, что наблюдал вокруг, точно воду из губки. – Экипаж, похоже, только один, а к нему – жалкая пара кляч. Кусты надо подстричь. Виноградник зарос сорняками. Посмотри, в каком состоянии открытая галерея, и доски фронтонов, и вон то фигурное литье…

– Но ведь новые жильцы обосновались здесь совсем недавно, – напомнил Оливер. – Нельзя же ожидать, чтобы они в первый же день привели усадьбу в образцовый порядок. Более того, они просто арендаторы или по крайней мере таковыми прикидываются, а не землевладельцы, лично отвечающие за состояние недвижимости, верно?

– Безусловно, Нолл, но есть вещи, которые джентльмен не может не заметить. Вот, например: где все? Ты, часом, не углядел краем глаза никого из слуг?

– Ни живой души.

– Почему нет никакой суматохи, никто не бегает туда-сюда? Где привратник? Где наемные рабочие? Отчего не видно никаких следов их деятельности? Где конюх? Я тебе отвечу: нигде, потому что никакого конюха здесь и в заводе нет. А где привратник? Да там же, где и конюх, – нет его, и все тут! Отчего никто не встретил нас ни у ворот, ни на аллее и не осведомился, за каким делом мы приехали? Тебя это все не удивляет, часом? А вспомни-ка экипаж: один-единственный фаэтон и две лошади. Жалкий выезд для человека со средствами, скажу я вам!

– Может статься, семейство выехало на прогулку в другой карете, – предположил Оливер. – Что, если экипажей у них два?

Сквайр, сдвинув назад касторовую шляпу, покачал головой; на губах его играла снисходительная улыбка.

– Да не о чем тут судить и рядить, Нолл; все обстоит именно так, как мы слышали в деревне. О да, они наняли пару-тройку рабочих подновить конюшни – все равно что в ступе воду толочь, вот как это называется; может, они и в доме чего-нибудь подправят. А помимо этого, здесь просто глаз остановить не на чем. С тех пор, как я заезжал сюда в последний раз, пока дом пустовал, практически ничего не изменилось. Я абсолютно убежден: этот наш мистер Уинтермарч – горожанин с весьма умеренным достатком; он удалился на покой в провинцию и в силу неведомой причины избрал себе домом Шильстон-Апкот и Скайлингден. Эта семья усадьбу лишь арендует, здесь я совершенно уверен. Как при мне выразился трактирщик Ним, в квартальный день рента поглотит весь их доход, не иначе.

– Надеюсь, в вину ты им этого не ставишь? Не всякому повезло родиться сквайром Далройдским!

– Как глубоко ты во мне заблуждаешься, Нолл; уверяю тебя, подобным предрассудкам я чужд, – отозвался Марк, морща высокий лоб. – Подобное положение вещей меня весьма утешает, если угодно; простые арендаторы вряд ли окажутся такими же несносными, как кое-кто из свободных землевладельцев-фригольдеров, ныне проживающих в деревне.

– А, кажется, теперь я тебя понял. Ты надеешься, что сможешь потолковать с мистером Уинтермарчем точно с разговорчивым прохожим на улице и обсудить с ним общие интересы, да так, чтобы его избыточная гордыня между вами не встала, – предположил Оливер.

– Именно. «Избыточность» – вот ключевое слово. Попробуй войти в мое положение, взгляни моими глазами на Далройд. Скромное поместье, аккуратненькое, практичное, прибыльное, в нем есть все, что нужно для ведения хозяйства, – и не больше; я с ним отлично справляюсь, причем без излишней показухи. Все сбалансировано, все гармонично и соразмерно. Невоздержанность, выход за подобающие рамки заставляют возгордиться собственными свершениями, гордыня же делает человека невыносимым. Словом, я-то как раз предпочитаю простоту и умеренность. В жизни, Нолл, следует всегда стремиться к простоте – ночью спать будешь крепче.