Записки военного советника в Китае. Из истории Первой гражданской революционной войны (1924—1927) - Александр Иванович Черепанов

дисциплину. Теперь реорганизация партии произведена, и мы должны с новой энергией приступить к осуществлению наших принципов, которые народ всецело поддерживает... Если мы сумеем осуществить их до конца, победа близка.

Третий важный вопрос — политическая программа. Мы обязаны провести в жизнь три принципа, это поможет нашему угнетенному народу, для которого мы призваны работать. Конкретно программу мы можем изменить, если это будет необходимо, но принципы наши неизменны. Возможно, явится необходимость внести в программу еще и другие важные пункты или исключить некоторые из принятых теперь пунктов, все это мы сможем решить на будущем конгрессе, а до его созыва мы обязаны проводить в жизнь постановления Первого конгресса полностью и без всяких изменений. Никто по своему усмотрению не имеет права менять программу партии. Подготовка манифеста и программы, принятых Первым конгрессом, потребовала много работы и времени, и нам кажется, что эти документы вполне соответствуют духу нашей реорганизации. Если же кто-нибудь находит необходимым внести поправки, он должен подготовить свои предложения к следующему конгрессу. Прежде наша деятельность дезорганизовывалась нами самими, каждый поступал по-своему, и поэтому мы до сих пор не смогли добиться успехов в нашей борьбе. С этого дня все товарищи должны работать сообща и дисциплинированно, как в армии. Если командир отдает приказ о наступлении, то, несмотря на все опасности, ни одна часть не имеет права отступить, пока не получит нового приказа. Всякое неподчинение приводит к полной дезорганизации, и армия терпит поражение. Мы должны рассматривать партию как революционную армию, подчиняющуюся строгой дисциплине. Настоящий конгресс, завершивший полную реорганизацию нашей партии, указал нам на реальную возможность победы при условии, что все его постановления будут проведены в жизнь.

Товарищи, держите крепче знамя в руках! Вперед, за работу!» — так закончил свою речь Сунь Ят-сен. Затем он, указав на гоминьдановское знамя, призвал всех делегатов встать, и делегаты дружно совершили церемонию поклонения.

Многоголосый хор провозгласил:

«Первому конгрессу Гоминьдана десять тысяч лет!» «Партии десять тысяч лет!»

«Китайской Республике десять тысяч лет!» На этом Первый всекитайский конгресс Гоминьдана закрылся.

ВОЕННАЯ ШКОЛА ВАМПУ

 Приехав в революционный Гуанчжоу, мы встретили здесь М. М. Бородина и своих товарищей по академии Яшу Германа и Володю Поляка занятыми напряженной работой, связанной с конгрессом.

М. М. Бородин заметно похудел, в волосах у него появилась седина. Тут было не до расспросов и долгих бесед. Мы сразу же были захвачены водоворотом событий и включились в общее дело. Передо мной, как на экране в минутном эпизоде, промелькнул озабоченный Цюй Цю-бо, с которым я познакомился еще в Москве, где он был в качестве корреспондента текинской газеты «Чэнь бао» и преподавал нам китайский язык.

Мы сразу же почувствовали напряженный ритм жизни наших товарищей в Гуанчжоу и поняли, что нам предстоит захватывающе интересная работа...

Сунь Ят-сен не располагал реальной силой, чтобы подчинить местных милитаристов революционному правительству Южного Китая. Он мог лишь пользоваться противоречиями между южными и северными милитаристами, чтобы, опираясь на давние революционные традиции населения Гуандуна, используя политическую и экономическую обособленность этой провинции, настойчиво проводить свою революционную линию.

Буржуазно-демократическое гуанчжоуское правительство по своему характеру было антиимпериалистическим. Сунь Ят-сен стремился осуществить чаяния широких народных масс. В этом ему активно помогали коммунисты, добиваясь, чтобы правительство более последовательно вело борьбу против иностранного империализма и внутренней контрреволюции. Правильно оценив справедливость в тогдашних китайских условиях изречения: «Есть армия — есть власть», Сунь Ят-сен создал на о. Вампу близ Гуанчжоу военно-политическую школу, которая стала кузницей командных кадров Национально-революционной армии.

Вскоре после конгресса Гоминьдана М. М. Бородин пригласил нас к себе, чтобы вместе поехать к Сунь Ят-сену. У Бородина мы застали Цюй Цю-бо и Мао Цзэ-дуна. Как я узнал позднее, Мао Цзэ-дун приходил к М. М. Бородину посоветоваться перед возвращением в Хунань, куда он отправлялся для организации крестьянских союзов.

В назначенное Сунь Ят-сеном время М. М. Бородин, Цюй Цю-бо, Николай Терешатов, Яков Герман, Владимир Поляк и я подъехали к его дому.

Сунь Ят-сен сидел в кресле, положив ладони крест-накрест на трость, и разговаривал с военным министром генералом Чэн Цянем. При нашем появлении он поднялся, приставил трость к столу, на котором лежал его пробковый шлем, и сделал несколько неторопливых шагов нам навстречу.

Сунь Ят-сен, невысокий, коренастый, был одет в полувоенный френч. Известный портрет его в этом костюме точно передает сходство. Он просто, по-дружески, без лишних церемоний поздоровался с нами за руку. И наша застенчивость и связанность как-то сама собой прошла.

В короткой беседе Сунь Ят-сен ясно изложил нам суть своей программы. Злейший и самый сильный враг китайского народа — империализм. По принципу «разделяй и властвуй» империалисты подкармливают и натравливают друг на друга феодалов-милитаристов, которые только и существуют за счет этих подачек. Если мы выгоним из Китая империалистов, для нас не составит труда расправиться с внутренними врагами. Первые и неотложные наши задачи — сформировать революционную армию по советскому образцу, подготовить на юге страны достаточно надежный плацдарм для похода на север.

«Мы надеемся, — говорил Сунь Ят-сен, — что вы, накопившие богатый опыт в борьбе против интервенции иностранных империалистов, изгнавшие их из своей страны, передадите этот опыт нашим курсантам — будущим офицерам революционной армии».

После приема у Сунь Ят-сена М. М. Бородин обещал познакомить нас с генералом Чан Кай-ши, которого собирались назначить на должность заместителя начальника военной школы. Тогда предполагалось, что возглавит школу сам Сунь Ят-сен. Встреча с Чан Кай-ши по непонятным для нас причинам все время откладывалась. Потом Бородин сообщил нам, что Чан Кай-ши куда-то уехал. Нам не сказали правду, по-видимому, не желая подрывать в наших глазах авторитет будущего начальства; на самом деле Чан Кай-ши без ведома Сунь Ятсена и Ляо Чжун-кая выдал набранным для школы Вампу преподавателям и служащим выходное пособие, объявив им, что школа открыта не будет. А сам сбежал в Шанхай. Бегство этого деятеля, по-видимому, следует объяснить тем, что Чан Кай-ши еще не совсем ясно представлял себе в тот момент, какой клад для крупной буржуазии и для него лично попал к нему в руки. Кроме того, он опасался революционного авторитета коммунистов, поэтому должность начальника школы в то время казалась ему ловушкой.

Была еще и другая причина поступка Чан Кай-ши, на которую, как мне кажется, правильно указал генерал У Те-чэн, — обыкновенная трусость: Чан Кай-ши боялся, что находившиеся в Гуанчжоу милитаристы, в частности юньнаньцы, косо смотревшие на формирование школы Вампу, разоружат курсантов и в конце концов расправятся