Принцесса Элли - Эмма Чейз

— Давайте, дети. Станем героями.

* * *

Это была настоящая бойня.

У нас не было ни единого шанса.

В конце концов мы попытались обогнать их — одолеть их, — но в итоге просто столкнулись с градом мячей, забрызгавших наши сердца и внутренности синей краской.

Но мы старались — я думаю, Руди и Шарлиз гордились бы нами.

Одна из мам отдала нам с Логаном остатки пиццы с дня рождения, так что мы уселись за стол для пикника, чтобы поесть.

— Я думаю, ты сжульничал, — говорю я ему, сердито жуя.

— Не пришлось. — Он снова улыбается и выглядит при этом моложе, по-мальчишески, я не удивлюсь, если у меня над головой уже парят мультяшные сердечки. — Хотя я не прочь сыграть грязно, если надо.

Когда я слышу, как Логан говорит «грязно» со своим акцентом, мощным, сильным ртом, у меня в животе все переворачивается, как у рыбы. Я кладу остатки пиццы на бумажную тарелку, отодвигая ее.

— Тебе нравится побеждать.

Он кивает.

— Это правда. Но ты удивила меня, Элли. Ты хорошо справилась. Ты настоящий боец — это хорошо.

Я ковыряю облупившуюся зеленую краску на столике, чувствуя себя странно застенчивой.

— Спасибо.

Голос Логана становится тихим, хриплым. Почти… интимным.

— Тебе было весело, девочка Элли? Это был хороший день рождения?

Я поднимаю глаза, встречаясь с ним взглядом.

— Было идеально. Я никогда его не забуду.

И я чувствую, как его темные глаза смотрят на меня, читают меня.

— Я рад.

Через мгновение он показывает на свою щеку.

— Ты испачкалась.

Я провожу рукой по щеке.

— Все?

— Нет.

Я пробую второй раз, но, должно быть, опять промахиваюсь, потому что Логан медленно протягивает руку и проводит пальцами по моей щеке, вверх к виску и мягко вниз к челюсти. Мои глаза закрываются от удовольствия. Это похоже на ласку.

Я вполне могла бы это себе придумать, но — к черту, сегодня мой день рождения, так что мне позволено мечтать — такое чувство, что его прикосновение длится немного дольше, чем нужно.

Когда я открываю глаза, он смотрит на меня с какой-то задумчивостью, жаром в его темно-карих глазах, и все это, я знаю, мне не мерещится.

Лучший. День рождения. Самый лучший.

Я в дерьме. Мне конец.

Я это подозревал… Но теперь я уверен.

— Двенадцать сантиметров! Глупое импульсивное решение — о чем я только думал?

Элли больше не Элли. Не та девушка, которую я знал, — с искоркой в глазах и звонким смехом. Та, за которой я должен был внимательно следить, чтобы она не вышла на проезжую часть, потому что увлеклась, рассказывая очередную историю.

— Что ты думаешь, Лив?

Или, может быть, она вообще никогда не была такой девушкой. Может быть, это то, что я сказал себе, сосредоточившись на том, чтобы держать дистанцию.

Оливия улыбается.

— Я думаю, ты выглядишь прекрасно.

В последнее время я могу сосредоточиться только на таких вещах: на прекрасном изгибе ее бедер, на сладком запахе ее груди, красивой попке, которую я почти чувствую рядом с собой, на аромате, который сводит меня с ума.

Элли усмехается.

— Ты говорила, что я выгляжу прекрасно, когда мне было двенадцать, и у меня был полный рот брекетов, в которых каждый день после обеда застревал хлеб.

— Ты и тогда была прекрасна — несмотря на хлеб.

Элли закатывает глаза.

— Никакого уличного кодекса.

Теперь я вижу ее в своих снах. Иногда мы в моей комнате, на моей кровати, и я нависаю над ней, двигаясь глубоко внутри ее. Иногда мы на морском берегу, в волнах, и она обвивается вокруг меня. А однажды мы были в гребаном тронном зале дворца. Но чаще всего мне снится тот стол для пикника на ее двадцатый день рождения. И во сне я целую ее так, как мне хотелось бы. Как будто знаю, что она тоже меня хотела. А потом я беру ее на руки, сажаю на тот стол, медленно избавляю ее от всей одежды и делаю с ней намного больше, чем просто поцелуй.

— Николас, что ты думаешь?

Но этого не может быть. Это изменило бы все. Все, что я построил. Мои друзья, моя работа, вся моя жизнь. Я всегда хотел быть частью чего-то большего — чего-то благородного и прочного, — и теперь так и есть. Связь с Элли уничтожила бы это.

Но девчонка-то чудная. Все еще юная. Перебегает от мальчика к мальчику, от интрижки к интрижке, как лягушка, перепрыгивающая с одной кувшинки на другую.

— Ты выглядишь потрясающе. Очень милая.

Если бы что-то произошло между нами, это не продлилось бы долго, но хаос, который это вызвало бы, остался бы навсегда.

— Милая? Боже мой! — Элли закрывает лицо руками.

Интуиция подсказывает мне, что рисковать не стоит.

Николас шепчет своей жене:

— Милая — это плохо?

Поэтому я решил, что подавлю растущее влечение к девушке, которая не может быть моей. К той, на которую мне, мать вашу, не стоит смотреть даже дважды, не то что десять раз в день.

— Конечно, милая — это плохо! — кричит Элли. — Мыши вот милые. — Она показывает на маленькую собачку, сидящую на коленях Оливии. — Боско милый!

Потому что я всегда прислушиваюсь к своей интуиции — а она никогда не ошибается.

Николас бросает взгляд на темпераментную дворняжку.

— Нет. Нет, это не так.

Оливия закрывает собаке уши и бросает на мужа суровый взгляд. Он подмигивает в ответ.

Мой план шел как по маслу — до сегодняшнего дня. До этого момента. Когда Элли ворвалась в дверь, бормоча что-то себе под нос, как сумасшедшая, орущая на голубей в парке.

Оливия напоминает, что пора искупать Боско, и они с мужем выходят из комнаты.

Элли смотрит на Томми.

— Ну? Что ты думаешь?

Она говорит о своих волосах. Она ходила в салон готовиться к большому дню — выпускной в колледже, сказала она.

Томми подмигивает.

— Я бы тебя трахнул.

Возможно, мне придется задушить его во сне сегодня ночью.

Яркие цвета, которые раньше украшали светлые волосы Элли, теперь исчезли. Появились глубокие оттенки меда и золота — теплые и мягкие. Теперь у нее такие волосы, которые так и просятся, чтобы их потрогали и накрутили на руку… Сжали в кулаке и потянули к себе.