Воля судьбы - Михаил Волконский
Шрифт:
Интервал:
— Вы, говорят, — предсказатель, маг, волшебник? — продолжал Петр Федорович, обращаясь к доктору.
Старый князь смотрел в это время на Шенинга, сверкая глазами, будто всем существом своим хотел сказать ему:
"Посмей у меня только быть непочтительным! так я тебя в щепки изломаю".
Но доктор, не теряя своего хладнокровия, тихо ответил:
— Я — ни то, ни другое, ни третье, ваше высочество!
— Ну, а все-таки наш приезд, случай с нами предсказали?
— Да.
— Каким же образом?
— Вам угодно испытать?
Петр Федорович расхохотался.
— Я — не столько глупая голова, чтобы верить вашим дурацким бредням.
— Но все-таки это интересно, — сказала Екатерина, чтобы смягчить последние слова великого князя.
— Да вот, — подхватил опять тот, — это совсем по женской части… Нам, мужчинам, разумеется, интереснее выпить стакан доброго вина… ну, а им заниматься гаданьем. Вы можете поворожить моей жене?
Шенинг взглянул на Екатерину. Вся эта сцена, видимо, была неприятна ей.
— Да, пожалуйста, — проговорила она.
— Если ее высочеству угодно будет, — ответил доктор, — в таком случае я попрошу ее высочество пройти со мною в соседнюю гостиную. Я могу исполнить ее волю только без посторонних свидетелей.
Екатерина поднялась со своего места.
— Я готова, — сказала она и добавила, обращаясь к Чоглокову вполголоса по-французски: — Я думаю, вы не будете ничего иметь против, если я избавлю этого человека от любезностей великого князя, а нас всех — от неприятной сцены.
Чоглоков поклонился в знак согласия.
— Только я попрошу ваше высочество оставаться недолго, — проговорил он.
Екатерина сделала знак Шенингу следовать за ней.
Остальные, когда встала великая княгиня, тоже поднялись из-за стола и перешли на террасу, где уже были приготовлены сласти и наливки, и Петр Федорович, несмотря на присутствие дам, потребовал себе трубку и закурил свой кнастер.
Войдя в гостиную, Екатерина быстро обернулась к Шенингу и, смягчая свои слова ласковой улыбкой, сказала ему:
— Надеюсь, вы удовольствуетесь тем, что я увела вас, чтобы избавить от неприятного разговора, и не станете в самом деле играть предо мной комедию с какими-нибудь предсказаниями?
— Если я решился обеспокоить ваше высочество, — ответил доктор, тоном своего голоса извиняясь, что перебил речь великой княгини, — то, поверьте, имел к тому более серьезные причины.
Говоря это, он достал из грудного кармана своего камзола сложенное и запечатанное письмо и подал его Екатерине.
Несмотря на то, что они были совсем одни, она невольно оглянулась по сторонам, несмело протянула руку к письму и недоверчиво осмотрела его. На печати она узнала герб принцессы Ангальт-Цербстской, а в почерке адреса — руку своей матери.
Не сомневаясь более, она быстро распечатала и начала читать.
"Граф Симон де Сен-Жермен, — написала ей мать по-французски, — передаст тебе это письмо и расскажет как обо мне, так и обо всем, что не успею я досказать тебе в этом письме. Доверься ему! Он — не только преданный друг мне, но и тебе может быть верным и добрым помощником".
Екатерина, пораженная неожиданностью, взглянула на стоявшего пред ней человека, молва о котором из Парижа глухо дошла до Петербурга и о котором ей приходилось уже слышать дивные вещи.
— Так вы, — сказала она, — граф…
— Симон де Сен-Жермен, — снова поклонился он.
— И вы для меня приехали из Парижа?
— Исключительно для вас, ваше высочество. Принцесса, ваша матушка, говорила мне о тех затруднениях, которым подвергается ваша переписка с нею, о том надзоре, под которым держат здесь ваше высочество, как в замке…
— Хуже замка. Я окружена соглядатаями, за каждым движением моим следят. Я не могу сделать буквально ни шага… Императрицы не видно месяцами… И достаточно, чтобы в ком-нибудь заметили преданность ко мне, дружбу, даже в слугах, — сейчас их удаляют от меня… Вблизи меня нет друзей…
— Но это не значит, чтобы их не было вовсе, — сказал граф, подчеркивая свои слова.
— Я это вижу, — улыбнулась Екатерина, — и, кажется, узнала одного из них сегодня.
Она протянула ему руку, которую граф поднес к своим губам, говоря:
— И в которого вы можете верить, ваше высочество.
— Благодарю вас, я верю. Представьте себе, мне даже не позволяют переписываться с матушкой. Письма к ней составляются в иностранной коллегии, и я могу лишь ставить на них свою подпись; мне запрещено делать какую-нибудь приписку… Мне сказано, что канцлер Бестужев лучше знает, о чем и как должна писать великая княгиня. Но они забывают, что этот их канцлер не может знать, как хотела бы писать дочь к матери.
Имя Бестужева было произнесено так, что граф спросил:
— А ваше высочество считаете канцлера своим врагом?
— И одним из самых непреклонных.
— Не отдавайтесь этому чувству вражды. Оно ошибочно.
Брови Екатерины сдвинулись.
— Как? Вы хотите, чтобы я не имела ничего против Бестужева, от которого я терплю, может быть, больше, чем от других?… Вы этого не знаете, а я тут это чувствую.
— Верьте, ваше высочество, что в Париже хорошо осведомлены обо всем, что касается вашего положения здесь. Канцлер временно делает вам притеснения, чтобы показать свою силу и выгоду союза с ним. Но он слишком умен и дальновиден, чтобы не стать на вашу сторону, если вам угодно будет выказать к тому желание.
Екатерина задумалась. Ей было весело и приятно сознавать, что она, за минуту еще пред тем чувствовавшая там, за столом, себя совершенно покинутой, среди людей, с которыми ничего не имеет общего, — вдруг видит, что где-то далеко, в Париже, заботятся о ней, знают мельчайшие подробности отношений к ней окружающих и думают за нее.
— Да, — сказала она, — мне это не приходило в голову. Попробую. Может быть! А то бывают минуты, что теперешняя жизнь просто невмоготу делается.
— Если будет очень тяжело, — продолжал Сен-Жермен, — обратитесь к императрице и попросите ее отпустить вас домой. Она этого не сделает, но к вам станет относиться ласковее. Впрочем, обо всем этом вам принцесса пишет в письме; постарайтесь только, чтобы его не увидали у вас.
— О, будьте покойны! — уверенно произнесла Екатерина. — Но как же вы пробрались сюда? Почему вы знали, что мы будем здесь?… Или это — одна из тайн графа Сен-Жермена?
Он весело улыбнулся.
— Поверьте, ваше высочество, все, что я делаю, очень просто и главное — естественно. Оно не похоже только на то, к чему привыкла толпа. И она удивляется тому, чего не знает. Вот и все. Я должен был переменить имя, чтобы явиться в Россию. Я ехал в Петербург, но на дороге узнал, что вы отправляетесь в Москву, и свернул по проселкам наперерез вам. Я рассчитал, что мы должны съехаться в имении здешнего князя. Ваш кучер был заранее подкуплен для того, чтобы сказать в условленном месте, что лопнула шина, и дальше ехать нельзя. Сегодня утром я был в деревне и распорядился относительно условленного знака. Не было сомнения, что вы остановитесь в усадьбе…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!