Не просто убить… - Алексей Наст

– Ты насмотрелся по спутнику пропаганды с «Раша тудей»? Там сплошное враньё. Ваха, это элемент информационной войны. Мы тоже в своё время гнали полную лабуду про Москву, чтобы обломать федералов. То же делают и они… А ты купился.

– Нет, командир. Там всё действительно хорошо. Мы опять стали в России своими. Впрочем, мы и были своими. Потом эти наши с вами подрывные акты в Дагестане, Балкарии. Я ведь понимаю, что борьба за свободу здесь ни при чём. Всё из-за денег…

– Ваха, я тебя не понимаю. – Шамиль начал заводиться. Такого от Вахи он не ожидал – тоже, тварь, собрался бежать. Россиянин он, видите ли! Козёл он хитрожопый! Невыгодно стало жить на Северном Кавказе, где в последнее время только тем и занимались, что рэкетировали местных торговцев. Собирали дань и уходили в заросли на отсидку. А «бабло» пересылали из Грузии на личные счета. А когда приходили журналисты (хитрые уроды из Москвы и Питера, готовые ради похвалы старшего редактора Родину продать), разыгрывали перед ними упёртых героев-сепаратистов. А ныне большие прибыли ушли, и Ваха, как последняя сука, заскулил, что потянуло его на Родину. Раньше ты о Родине своей думал, когда «бабла» было немерено? Урод-перевёртыш. Теперь возмечтал урюками в Тамбове торговать да скороспелых девок по саунам трахать. Мразь!

Кулак Шамиля сжимался и разжимался. Крыса, думал он о Вахе. Понял, что здесь он ничтожество, а в России он везде свой. Будет ночью идти, козлина, по тайге, где-нибудь в Забайкалье, грязный и без денег, постучится хоть в милицию, хоть на почту, даже в дом к леснику – эту тварь обогреют, накормят и даже, если будет у него желание, оставят работать, жену найдут. Он свой там, этот урод, он россиянин, он говорит по-русски, у него русское образование, он в России свой человек. Именно здесь, за границей, эта шваль поняла, что они сражались неизвестно за что. Если отпустить вожжи – все вернутся в Россию, и этих козлов отечески пожурят и отпустят – иди, заблудший сын, живи, как пожелаешь. Иди в Грозный, иди в Гудермес, иди в Москву или Новосибирск. Эта огромная земля Россия – твоя, и ты её сын. Делай свою судьбу.

У Шамиля запершило в горле. И он сын России, и, если признаться честно самому себе, дали бы ему амнистию, он бы с радостью вернулся в Россию, поселился бы в Петропавловске-Камчатском, Южно-Сахалинске или чукотском Анадыре. С теми деньгами, что он «наварил» на кавказских делах, он бы смог организовать роскошные производства там, на окраинах, и обогатился бы ещё больше, и России бы принёс пользу налогами и деньгами. Причём искренне. Стал бы депутатом – сейчас это просто, а там, глядишь, и мэром какого-нибудь города. Он ведь по национальности русский. Русские – белокожие азиаты, поэтому все азиаты для них братья. Потому их и уважают в азиатском мире. А воюют с Россией лишь те, для кого война хороший заработок, и деньги за их «услуги» идут из западных, а не восточных банков.

Только вот не может у него получиться нормальной жизни, пока одна тварь живёт на этом свете и дышит одним с ним воздухом!

Шамиль сейчас ненавидел Ваху. Минуту назад он думал о нём как о преданном «нукере», который пойдёт за ним до конца. Оказывается, вовсе нет. У Вахи русское образование, полученное при советском строе, и, как бы ни ругали СССР американцы, благодаря этому образованию даже сейчас, в безвыходной ситуации, он свободный человек, способный анализировать происходящие события и информацию. Он уехал из Чечни и сразу понял, что оковы, сковывавшие его, спали. Там он был рабом своих командиров. Он не мог сбежать, не мог обдумать спокойно свои действия. А сейчас он всё сопоставил.

Шамиль с шумом всосал сок через пластмассовую соломинку.

– Ваха, если ты собрался в Россию, я тебя предупреждаю – тебя расстреляют.

Ваха не смотрел на Шамиля. Он умён, этот Ваха, – он никого не убивал, и его сразу бы отпустили, если бы он сдался федералам. Мало того, ему бы выплатили четыреста тысяч рублей за утерянное имущество. С такими деньгами можно устроиться в любом среднем городе России. Шамиль понял, какие настроения царят в умах его людей. Да, если чуть ослабить пресс, он потеряет свой отряд – все, словно мерзкие крысы, кинутся в Россию за амнистией и деньгами. Даже убийцы вернутся – отсидят лет пять-шесть и дальше будут жить спокойной, размеренной жизнью среди своего народа.

– Ваха, не думай о том, о чём думать сейчас не стоит, – сказал Шамиль. Глядя на купающихся, он продолжил уверенным тоном: – Мы в Африке не задержимся. Сделаем дело с этими мафиозниками в Кении и вернёмся в Европу. А Европа – это Европа. Спокойствие, роскошь, респектабельность. Женишься на какой-нибудь Ребекке или Эдит, будешь жить в Брюсселе, рядом со мной. Всегда хорошая зарплата, привычное дело.

Ваха, потянув сок, выпихнул языком изо рта соломинку.

– Босс, здесь всё чужое.

– Ваха, я с тобой. Ты это знаешь. Теперь послушай, что я хотел тебе сказать. Надо быть сильным, чтобы чужое стало своим.

– А если нет такого желания – привыкать к чужому и заставлять себя считать его своим?

– Ты хочешь вернуться в Россию? Ты поверил федеральной пропаганде?

Ваха, стушевавшись, не ответил. Шамиль понял, что говорить всю правду «нукер» ему не станет.

– Ваха, сейчас ты думаешь, что впереди неизвестность и что-то страшное. Поверь мне, опытному человеку, – мы сейчас сделаем, что надо, и дальше будет то, что надо нам. Нам, Ваха! Я не ожидал, что тебя придётся убеждать в очевидных вещах.

Из бассейна, весело махая рукой пожилым немкам, вылез Доку.

Ваха сразу вскочил и пошёл к бассейну, словно убегая от разговора.

Шамиль тяжело вздохнул – придётся людей профильтровать основательно, как следует. Раньше они были все верны ему. Ныне всё поменялось. Моральное разложение принимало устрашающие масштабы, и верными останутся совсем немногие. У Шамиля даже промелькнула мысль: может, бросить всех, а самому устроиться в Брюсселе. Так оно будет проще. Плюнуть на эту мышиную возню, на всех подчинявшихся ему ублюдков и уйти самому, по-тихому…

До этого была одна жизнь – Сашина, с презиравшими его родителями и братом, теперь другая – Шамиля Аратского, с бессмысленной, кровавой войной против миллионноголовой гидры Российского государства… Хотелось отомстить родному народу за боль, которую ему причинили в детстве. Нелепое желание, нелепая война. Реальная кровь, реальные загубленные человеческие жизни… А разве его жизнь не была загублена с самого начала?.. Пройдёт совсем мало времени, и надо будет начинать новую, третью жизнь… Только сумеет ли он отбросить в небытие эту свою жизнь, вторую, кровавую?

Доку плюхнулся в пластиковое кресло, взял со стола стакан с соком.

Шамиль собирался ворчливо высказать тираду о своей заботе и неблагодарности «нукеров», но вдруг закрыл рот и, словно повинуясь неведомой силе, посмотрел в сторону отеля.

Оттуда шли незагорелый молодец Махид (в одних плавках) и совсем бледный пленник Камнев. И Камнев не пытался бежать. А ведь полиция была рядом – в двухстах метрах. Но майор шёл прямо и уверенно. Махид дал ему чёрные очки. Камнев в этих очках выглядел очень самоуверенно. Шамиль цыкнул на Доку: