Лейся свет впереди, тьма стелись позади. Молдавские народные сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

— Слышала я, говорили люди о диких кабанах; не знаешь ли ты, в каком краю они водятся?

— Далеко, сестрица, далеко отсюда, за цветущим чистым полем, в большом тенистом лесу. Прямо на север надо идти.

— А как бы там их раздобыть?

— Никак этого сделать нельзя, сестрица. В те леса, где обитают кабаны, и лучам моим не пробиться, не то что человеку. Даже я и то вижу их только в полдень, когда они выходят на опушку да в болоте валяются. Зубы у кабанов острые, кто бы ни подошёл — разорвут в клочья.

Иляна Косынзяна передала эти слова Базилику. Знал теперь Фэт-Фрумос, куда путь держать и что ждёт его впереди. Сел на коня и ускакал. Ехал он, ехал через горы, через долы, через реки и овраги, пересек поле чистое и добрался до леса тенистого. Заехал он в лес, а там тьма-тьмущая, как в преисподней. Взлетел конь, поднял его выше деревьев высоких, и увидел Базилик болото, о котором говорила ему Иляна Косынзяна. Солнце как раз к полудню подходило. В лесу послышалось громкое хрюканье, и стали выходить из леса кабаны да в болоте валяться. Высмотрел Базилик поросёнка, подхватил его, взвалил на коня и давай бог ноги. Как спохватились кабаны и ну за ним гнаться — земля комьями летит. Не будь у Базилика Фэт-Фрумоса чудесного коня, пришлось бы ему здесь костьми лечь. Да спас его быстрый конь от острых звериных клыков. Едет Базилик Фэт-Фрумос, песни напевает, конь под ним играет.

Завернул снова к Иляне Косынзяне и остановился у неё передохнуть. Пока ел-пил, пока сон сладкий видел, Иляна заменила поросёнка простым, домашним. Наутро проводила Фэт-Фрумоса в путь-дорогу.

Добрался Базилик Фэт-Фрумос домой. Увидела его ведьма — зубами заскрежетала, да делать нечего, лежит и делает вид, что совсем уж помирать собралась.

— Ох, сыночек милый, рада я, что довелось ещё раз увидеть тебя! Опоздай ты немного — не застал бы меня в живых. Заколи скорее поросёнка и дай мне мяса отведать.

Базилик Фэт-Фрумос заколол поросёнка, изжарил на углях, подрумянил и дал ей отведать.

— Вот теперь будто легче стало и в глазах посветлело, — притворилась ведьма.

А потом опять заохала пуще прежнего:

— Ох, сынок-сынок, хлебнул ты горя в дальних дорогах, но, коль хочешь, чтоб я совсем от хвори избавилась, поезжай ещё разок. Опять мне хуже стало, и, коль не привезёшь мне живой и мёртвой воды, не жилец я на белом свете.

— Что ж, поеду я искать такую воду, — ответил Базилик Фэт-Фрумос и пустился в путь-дорогу.

Ехал он, ехал, а на душе горько и забот полна голова: где достать то, что мать просила? Приехал хмурый к Иляне Косынзяне, стал горем своим делиться:

— Вот, милая сестрица, опять меня нужда погнала путями нехожеными. Никакие снадобья моей матери не помогают, и велела она мне теперь раздобыть мёртвую и живую воду. Не знаешь ли ты, где воду ту искать, какими путями к ней добираться?

— Погоди малость, отдохни. Может, помогу я тебе и на сей раз.

Пошла она под вечер к брату своему, который только-только присел с дороги.

— Братец Солнце, тебе с неба вся земля видна, не знаешь ли ты, в каком краю протекает мёртвая и живая вода?

— Далеко, сестрица, далеко отсюда, за тридевять земель, за тридевять морей, у владычицы полей. Много людей за этой водой ходило, да никто живым не вернулся, потому что живёт там свирепый дракон. Зайти в то царство даёт, а обратно не пускает. Он сам воду выпивает, а смельчаков лишает жизни.

Узнал Базилик Фэт-Фрумос, куда ему путь держать и что ждёт его впереди, но не поддался страху. Поправил палаш и палицу за поясом, распрощался с хозяйкой, вскочил на коня и поехал. Путь был долгий, ехал он без передышки, моря объезжал, царства считал. Проехал он так тридевять морей, тридевять земель и добрался до дивного царства. Все богатства земные были здесь трижды прекрасней. Нигде ни единой сухой веточки, ни единой полегшей травинки. Всё здесь зеленело, цвело, плоды приносило. Шёл он по царству — душа радовалась, и дошёл до двух скал, из которых било два ключа. «Вот они, ключи, которые мне нужны», — подумал Базилик Фэт-Фрумос. Поймал он мотылька, разорвал его пополам, подошёл к одному ключу, окунул его в воду и вынул целым. Подошёл к другому ключу, окунул мотылька в воду, и мотылёк ожил. Обрадовался Фэт-Фрумос, набрал в две баклаги воды из ключей и поехал обратно. Но едва из царства стал выезжать, как деревья вокруг затрещали, словно от бури, небо потемнело, и вырос перед ним десятиглавый дракон. Стоит злой дракон, хвостом помахивает.

Базилик Фэт-Фрумос схватил в одну руку палицу, в другую — палаш, и, только дракон протянул к нему голову, он ударил по ней палицей и палашом, да и отрубил. И одна за другой покатились драконовы головы. Увидел дракон, что худо дело, взвился к небу, но конь богатырский взлетел ещё выше. Догнал дракона Базилик Фэт-Фрумос и отрубил ему последнюю голову. Свалился дракон на землю. А Базилик поехал своей дорогой и прибыл к Иляне Косынзяне. После тяжёлой битвы и дальнего пути прилёг он отдохнуть, а Иляна Косынзяна взяла да и подменила ему фляги. Положила такие же, только с простой водой.

Базилику Фэт-Фрумосу и в голову не приходило заподозрить в чём-то Иляну Косынзяну, которая ему столько раз помогала. Отдохнул он хорошенько, оседлал коня и поехал домой.

Как увидела его ведьма, почернела вся. От злобы да ярости сердце у неё налилось ядом. Выпила она воды, пришла немного в себя и снова стала думать-гадать, как ей Базилика Фэт-Фрумоса извести.

Дала ему передохнуть с дороги, а затем позвала и молвила ласково:

— Милый мой Базилик, пока скитался ты по путям-дорогам, поистратил небось ты свою силушку. Ну-ка, посмотрим, порвёшь ли ты эту шёлковую верёвку.

Достала она шёлковую верёвку и обвязала ею Базилика.

— Ну-ка, понатужься, милый, посмотрим, не рассеял ли ты силушку свою по белу свету.

Напрягся Базилик Фэт-Фрумос и разорвал верёвку в клочья.

— А теперь давай-ка посмотрим, порвёшь ли ты две верёвки, — опять захлопотала ведьма.

Порвал Базилик и две верёвки.

— Есть ещё, есть силушка молодецкая. Да посмотрим, вся ли она осталась.

И опутала его ведьма тремя верёвками шёлковыми.

Понапрягся Базилик Фэт-Фрумос, рванул — целы веревки остались, натужился ещё раз —