Покорность - Мишель Уэльбек

– Вот чего я не понимаю… – сказал я, глотнув пива. – На что они рассчитывали, нападая на избирательные участки? Ведь через неделю выборы все равно состоятся, под охраной армии; соотношение сил не изменилось, результат по-прежнему неясен.

Конечно, если удастся доказать, что зачинщиками были идентитаристы, это сыграет на руку Мусульманскому братству; если же это были мусульмане, то выиграет Национальный фронт.

– Ну, тут можете быть спокойны: никто ничего доказать не сможет, ни с той, ни с другой стороны; даже пытаться не будут. А вот в политическом плане кое-что произойдет, и наверняка довольно скоро, может быть, уже завтра. Первый вариант – ЮМП решит объединиться на этих выборах с Национальным фронтом. Ну, ЮМП, честно говоря, это уже пустой звук, они катятся под откос; но их поддержки все же хватит, чтобы склонить чашу весов в эту сторону и определить окончательный расклад.

– Не знаю, что-то мне не верится; в таком случае они могли это сделать уже много лет назад.

– Вы совершенно правы! – воскликнул он, рассмеявшись. – Поначалу Национальный фронт был готов на все, чтобы заключить альянс с ЮМП и образовать правительственное большинство, а потом они стали понемногу расти, опросы свидетельствовали об увеличении их популярности; тогда в ЮМП испугались. Нет, не их популизма и не предполагаемого фашизма – лидеры ЮМП не видят ничего предосудительного в том, чтобы предложить ряд мер охранительного или ксенофобского характера, которых от них и так ждет подавляющее большинство электората, вернее, его остатки; просто ЮМП сейчас намного слабее своего партнера, и они боятся, что, заключив такое соглашение, в скором времени прекратят свое существование – новый союзник способен поглотить их, подмять под себя. Кроме того, есть еще Европа, и это вопрос принципиальный. На самом деле в планах ЮМП, равно как и социалистов, стоит исчезновение Франции как государства, ее интеграция в единую федеративную Европу. Их избиратели, само собой, такие цели не одобряют, но партийные лидеры уже многие годы ухитряются обходить эту тему молчанием. Если они заключат союз с движением, открыто стоящим на антиевропейских позициях, им эту линию долго не удержать, и альянс рано или поздно разлетится вдребезги. Поэтому мне кажется более вероятной другая гипотеза – создание республиканского фронта, в котором ЮМП, как и Соцпартия, сплотятся вокруг кандидатуры Бен Аббеса – разумеется, при условии, что они в достаточной мере будут представлены в правительстве, а также смогут договориться о будущих парламентских выборах.

– По-моему, это тоже будет непросто, или как минимум странно.

– И опять вы правы!.. – Он снова улыбнулся и потер руки, его явно все это очень забавляло. – Это будет непросто, но по другим причинам: непросто, потому что странно; потому что такого не бывало, во всяком случае после войны. Противостояние левых-правых так давно уже структурирует политическую игру, что кажется неизбежным. Однако, по сути дела, никакой реальной трудности нет; расхождения у ЮМП с Мусульманским братством гораздо менее существенны, чем у социалистов. Мне кажется, мы с вами об этом говорили при нашей первой встрече: если социалисты в конце концов уступили министерство образования и сумели заключить соглашение с Мусульманским братством, если у них антирасизм взял верх над антиклерикализмом, то только потому, что их приперли к стенке. Куда ж им было деться. ЮМП будет в этой ситуации проще, они и так уже близки к развалу, да и образованию никогда не уделяли особого внимания, это вообще не про них. С другой стороны, ЮМП и социалистам надо привыкнуть к идее совместного управления страной; для них эта ситуация в новинку, так как она оказалась диаметрально противоположной всему тому, что определяло их позицию с момента появления на политической арене. Есть еще третий вариант, при котором совсем ничего не произойдет: они не заключат соглашения, второй тур пройдет при том же соотношении сил, и его исход будет столь же непредсказуем.

В каком-то смысле это самое вероятное развитие событий, что и внушает тревогу Впервые за всю историю Пятой республики практически невозможно предсказать результаты выборов; кроме того, и это главное, ни одна из двух партий, оставшихся в гонке, не имеет ни малейшего опыта в принятии управленческих решений ни в общенациональном, ни даже в местном масштабе; в политике они просто дилетанты.

Допив пиво, Таннер посмотрел на меня своим умным взглядом. На нем был пиджак в клетку “принц Уэльский” поверх майки поло; он был доброжелателен, проницателен и напрочь лишен каких бы то ни было иллюзий; скорее всего, он подписан на журнал Historian я представил себе полное собрание переплетенных журналов на книжной полке возле камина вперемешку с узкоспециальными книгами, вроде оборотной стороны Франсафрики или истории спецслужб после Второй мировой войны; наверняка авторы этих трудов уже задавали ему вопросы или зададут в скором времени, нарушив его покой в далеком Керси; вероятно, он не сможет особо распространяться на определенные темы, но почувствует себя вправе обсуждать какие-то другие.

– Ну, что, ждем вас завтра вечером? – спросил он, знаком попросив у официанта счет. – Я заеду за вами в гостиницу. Мари-Франсуаза очень обрадуется, вот увидите.

Над площадью Консулов сгущались сумерки, и заходящее солнце окрашивало светлые камни домов в рыжие тона; мы стояли перед дворцом Раймонди.

– Это же очень старая деревня, да? – спросил я.

– Очень старая. И Мартель – не случайное название… Как известно, в 732 году Карл Мартелл разбил арабов при Пуатье, остановив тем самым мусульманскую экспансию на север. Это была действительно решающая битва, положившая, по сути, начало средневековому христианству; но там все было сложнее, завоеватели отступили не сразу, и Мартелл еще несколько лет сражался с ними в Аквитании. Позже он одержал еще одну победу, неподалеку отсюда, и решил в знак благодарности возвести церковь; на ней изображен его герб, три скрещенных молота. Вот вокруг этой церкви, которая была впоследствии разрушена и восстановлена в четырнадцатом веке, и возникла деревня. Конечно, между христианством и исламом произошло множество баталий, вообще военные действия издавна являются одним из основных занятий человечества, война в природе человека, как говаривал Наполеон. Но, мне кажется, пришла пора пойти на мировую и заключить союз с исламом.

Я протянул ему на прощание руку. Он немножко наигрывал, изображая из себя ветерана спецслужб, этакого старого мудреца не при делах и т. д., но ведь его уволили совсем недавно, так что ему потребуется время, чтобы войти в новый образ. В любом случае я был очень рад, что он пригласил меня к себе, уж портвейн-то наверняка будет отменного качества, да и в достоинствах предстоящего ужина я тоже не сомневался, он не был похож на человека, легкомысленно относящегося к вопросам гастрономии.

– Посмотрите завтра телевизор, постарайтесь проследить за политическими новостями, – бросил он мне, уходя. – Готов держать пари, что-нибудь да произойдет.

31 мая, вторник

Новости не заставили себя ждать: в начале третьего сообщили, что ЮМП, ЮДИ[12]и социалисты договорились о коалиции, о создании правительства “широкого республиканского фронта” и поддержке кандидата от Мусульманского братства. Перевозбужденные журналисты, сменяя друг друга всю вторую половину дня, пытались разузнать побольше об условиях этого договора и распределении министерств, но неизменно получали в ответ рассуждения о тщете политиканских спекуляций, назревшей необходимости национального согласия, проливании бальзама на раны разобщенной страны и так далее. Все это было ожидаемо и давно понятно, чего не скажешь о возращении на политическую авансцену Франсуа Байру. Он и правда согласился пойти в паре с Мохаммедом Бен Аббесом, обещавшим в случае победы на выборах назначить его премьер-министром. Старый политикан из Беарна, проигравший практически все выборы, на которые он выставлял свою кандидатуру в течение последних тридцати лет, пытался улучшить свой имидж при помощи иллюстрированных журналов, для чего регулярно фотографировался в пелерине, опираясь на пастуший посох, а-ля Жюстен Бриду[13], на фоне пейзажа, где чередовались луга и возделанные пашни, как правило, в Лабурдане. В своих многочисленных интервью он пытался выковать себе деголлевский образ человека, который сказал “нет”.