Приключения женственности - Ольга Новикова

— Зря мы с вами торопились! — сердитый, некрасиво злой голос ответил Аве. — Эта отмороженная Расточка опять улетела!

Такого эксцесса с Тарасом еще не случалось. Странная реакция — ведь он почти закончил книгу… Там же есть про фокус с пиджаками, которые Эраст оставлял в разных театрах разных даже городов, чтобы все думали: он где-то здесь… Не говорит он «нет», понимает, что отказывающий вызывает на себя отрицательные эмоции, не нужно ему это при очной ставке… А после… Наверно, «после» для Эраста не существует — ни здесь, ни выше.

— Я не предполагал, что со мной так можно, — обиженно и устало перешел Тарас с крика на еле слышный сип.

Если с другими можно, то почему же с ним нельзя? Да нет, он все понимает, это просто истерика — перенапряжение последних дней сказалось. А тут еще я со своим…

Но делать нечего, нужно было выкладывать свою новость, да и переключение, — если, конечно, известие приятное, — лучший способ успокоить человека.

Долго потом мусолила Ава этот разговор — вспоминала слова, оттенки интонации, пыталась проникнуть в чувства Тараса, в подтекст сказанного, чтобы не слишком обольщаться текстом, прагматический смысл которого был даже слишком хорош: Тарас мгновенно включился, пообещал переговорить с Юлей — той самой? что это значит? — уверил, что вдвоем они все успеют.

С кем вдвоем — с Авой или с Юлей? В процессе мытарств прояснилось — Юля с Авой без Тараса, причем Юля всюду ходила собственной персоной, не передоверяя даже такие элементарные, казалось бы, вещи, как получение пустого бланка анкеты для загранпаспорта. «Если хотите завалить дело — решайте его по телефону», — привела она одну из заповедей своего дяди-мудреца.

При каждодневном общении между молодыми дамами не возникло недовольства друг другом, враждебности или нервности, обе — благодаря профессиям? — держались на поверхностно-дружелюбном уровне и ни разу не отклонились от него. Юле это далось без труда, казалось, она была сделана из добротного однородного материала, который носится хорошо и долго выглядит как новый. Ава же впервые видела женщину, у которой прагматизм совершенно естественно стоит на первом месте, а эмоции, чувства где-то на десятом, не разглядеть (среди мужчин такие составляют большинство). Поскольку Аве пришлось пользоваться этим Юлиным свойством, она запретила себе его оценивать, тем более — осуждать.

Считается, что бескорыстие всегда лучше расчета, но не бывает ничего «всегда», ничего, что пригодно на все случаи жизни. К тому же в чистом виде бескорыстие и расчет в природе не встречаются, а только кажутся иногда таковыми оттого, что человек льстит себе, притворяясь либо настоящим праведником, либо полным циником. Если кроме необъяснимой тяги и интереса к другому нет ничего вдобавок — совместной работы, возможности объединить жизни, даже одного путешествия вместе не планируется, — то люди расстаются. Это по расчету или бескорыстно?

В самом конце знакомства — Ава была уверена, что больше они никогда не увидятся, — ей показалось — и это покоробило, — что Юля, прямо как Эвелина Ганская Бальзака, подталкивает к ней Тараса на этот месяц в Цюрихе. Зачем? Практическая цель не та, что у Ганской, это ясно. Но какая? Неужели ее, Аву, можно воспринимать как подвижный щит, который будет умело гасить всплески эмоций Тараса… Юле-то какой от них вред? Дальше мысль понеслась по типично женскому пути, который прокладывает ревность. Где уж тут вспомнить недавний намек Простенки… А Валентин был еще жив…

Из-за сильного попутного ветра Ту-154 приземлился на двадцать пять минут раньше расписания — бывает и такое, и Ава готова была тихо-мирно ждать обещанного встречающего, но как только стеклянные двери бесшумно раздвинулись, выпуская пассажиров в гулкий полупустой зал, кто-то несильно потянул ее за рукав.

— Пошли скорее, ваш доклад через полтора часа, теперь успеем, — флегматично обратилась к ней смутно знакомая шатенка, протягивая букет полевых цветов в широкой бумажной юбочке, перетянутой васильковой лентой. — Меня Хайди зовут — нас Ленский в Москве на репетиции Эраста знакомил…

Это было сказано информационно, без укора, и Ава застыдилась — как же она не узнала швейцарку, по-своему знаменитую: будучи в Москве на попечении Тараса, та познакомилась с поэтом, который начал повсюду таскать ее с собой, причем только на те тусовки, где его считали самым известным, талантливым или даже гениальным постмодернистом. Вскоре они поженились. При Аве Тарас, некогда по просьбе швейцарского друга-слависта курировавший Хайди в Москве, орал на нечаянно познакомившего их Валентина: «Ты должен был броситься между ними и разнять, как Ахросимова Наташу с Анатолем Курагиным! Для этого рифмоплета жена-иностранка — средство передвижения по планете, он ее использует!» Никакие доводы не смогли пригасить Тарасову злость, но когда поэт в пространном интервью «Вечерке» целый пассаж уделил «необыкновенному поэтическому языку и мирочувствованию» Тараса, отношения их сделались почти дружескими. А Валентин все равно остался виноватым.

Спокойствие Хайди, небоязнь опоздать вскоре передались и Аве: поезд бесшумно и мягко отошел от перрона секунда в секунду по расписанию, вовремя подполз к центральному вокзалу; на пересадку было всего семь минут, но и тут они не бежали, а спокойно болтали на эскалаторе, спустившем их к двухэтажному вагону эс-бана. Всю дорогу Хайди меланхолично, не повышая голоса, говорила, предварительно попросив Аву исправлять ее ошибки в русском, надо признаться, немногочисленные.

Девушка никак не походила на беззащитную, наивную жертву взрослого совратителя, хотя и была почти в два раза моложе своего мужа. Простодушие ее сказалось лишь в том, что она не скрывала своей цепкости, прямо-таки мичуринского взгляда на жизнь: не надо ждать милостей, взять их — ее задача. Что не помешало ей чохом осуждать всех своих земляков: швейцарцы, мол, круглый год думают, как и где лучше провести отпуск, и покупают сразу два дивана потому только, что это выгоднее, чем по одному в разное время.

К концу дороги Ава почувствовала себя террой инкогнитой, которую исследуют на предмет нахождения в ней полезных ископаемых, да к тому же еще она сама должна предложить способ их оптимального использования. А ведь Хайди была по сути при исполнении служебных обязанностей: случайно узнав от Тараса о конференции, она подсуетилась и получила временное, но хорошо оплачиваемое место переводчика, нисколько не мешающее ее учебе в университете. Уточнив несколько сложных мест в тексте Авиного доклада, который ей предстояло синхронить, она вслух подумала, не взять ли его за основу своей магистерской работы.

Ава накренилась под тяжестью сумки, не такой уж большой — ведь приехала она всего на пять дней, но, как все, взяла с собой типичные русские подарки: армянский коньяк, разрешенные две банки каспийской икры, кристаллов-скую водку и книги, пока еще не такие дорогие в Москве, как за границей. Более легкие по весу матрешки и хохлому она перестала дарить после того, как когда-то в Берлине неуклюже задела створку стенного шкафа приютившей ее немки-славистки и увидела три полки, набитые этими «рашен-деревяшен». А Хайди подхватила одну ручку Авиной сумки и простодушно призналась: