Поднебесная - Гай Гэвриэл Кей

Значит, он заметил! Фун рассмеялся с некоторым смущением.

– Это почетное назначение, – возразил он.

– Разумеется.

Немного помолчав, Фун сказал:

– Я понял вас, конечно. И все-таки, побывав за границами империи один раз, не по своему выбору, – второй раз…

Не спеша, невозмутимо – явно хорошо воспитанный человек, – Тай ответил:

– Второй раз я почтил память моего отца. Вот почему я поехал к Куала Нору.

– Не было других способов почтить его память?

– Уверен, что были, – вот и все, что ответил Шэнь Тай.

Фун прочистил горло, смутившись. Он слишком истосковался по таким разговорам, понимал комендант, слишком соскучился по умным беседам. Это могло заставить человека перейти дозволенные границы светских условностей. Он поклонился.

Этот Шэнь Тай – сложный человек, но утром он уедет и будет вести жизнь, которая вряд ли когда-нибудь еще приведет их друг к другу. Неохотно, но понимая необходимость соблюдать приличия, комендант сменил тему разговора и заговорил о тагурах и их крепости к северу от озера. О том, что Шэнь Тай мог о ней рассказать.

В конце концов, тагуры находились сейчас в сфере его ответственности и останутся в ней, пока его не переведут куда-то в другое место.

Некоторые люди умеют выскользнуть из общества и снова в него вернуться. Очевидно, этот человек был одним из них. Линь Фун понимал, что сам он не такой и никогда таким не станет; ему слишком нужна безопасность, рутинность для подобной неопределенности. Но Шэнь Тай все же заставил его понять, что бывают, – или могут быть, – другие способы жить. Наверное, подумал комендант, ему помогло то, что его отцом был Командующий левым флангом.

Оставшись один в своей комнате, Линь Фун пил вино. Он думал о том, заметил ли его гость, что они раньше пили чай, и как это здесь необычно. Это был новый предмет роскоши, который только начинали привозить в Синань, импортируя с далекого юго-запада: еще одно следствие мира и развития торговли при императоре Тайцзу.

Линь узнал об этом напитке из писем своих друзей и попросил прислать ему немного. Он очень сомневался, что новый обычай уже принят многими другими комендантами их крепостей. Он даже заказал специальные чашки и подносы и сам их оплатил.

Он не был уверен, что ему нравился вкус этого напитка, даже подслащенный горным медом. Но ему нравилось считать себя человеком, не оторвавшимся от двора и от городской культуры даже здесь, на далекой границе, где почти невозможно найти человека, с которым стоило бы поговорить.

Что делать, если перед тобой такая жизнь? Напоминать себе снова и снова, что ты – цивилизованный человек, подданный самой цивилизованной империи из всех, какие знала история.

Времена меняются. Смерть первого министра, новый первый министр, даже характер и состав армии – все эти нынешние иностранные войска, так отличающиеся от тех, в которые поступил когда-то Линь Фун. Среди военных губернаторов нарастала большая напряженность. Сам император постарел, отошел от дел, и кто знает, что будет дальше? Комендант Линь не любил перемен. Это был недостаток его характера, возможно, но чтобы уцелеть с таким недостатком, человек мог держаться за то основное, в чем он уверен, не так ли? Разве это не обязательное условие?

* * *

В крепости у Железных Ворот была только одна комната для гостей.

Эта крепость – не то место, куда приезжают значительные посетители. Торговые пути лежат дальше к северу. Перевал под подходящим названием Нефритовые Ворота охраняет эти пути и текущие по ним богатства. Все блага достаются этой части света.

Комната для гостей была маленьким внутренним помещением на втором уровне основного здания: никаких окон, никакого внутреннего дворика внизу. Тай пожалел, что не предпочел общую комнату, где, по крайней мере, могло быть больше воздуха. Однако если подумать, выбора у него не было: нужно совершать поступки, которые отражают твой статус, иначе ты смутишь окружающих тебя людей.

Он должен был занимать отдельную комнату. Он был важным гостем.

Тай уже какое-то время назад задул свою свечу Комната была жаркой, темной, лишенной воздуха. Ему никак не удавалось уснуть. Его мысли были полны Чоу Янем, который умер.

Здесь не было голосов-призраков в темноте, только тихо перекликались часовые на стенах. В ущелье тоже не было призраков в течение тех двух ночей, которые он провел там по дорогое сюда. Это было непривычно – тишина после заката. Так же непривычно, как не видеть луны и звезд.

Если уж на то пошло, непривычным было и присутствие молодой женщины по другую сторону от своей двери, в коридоре – по ее категорическому настоянию – на страже.

Здесь он не нуждается в охране, сказал ей Тай. Вэй-Сун даже не потрудилась ответить. А выражение ее лица говорило о том, что, по ее мнению, ее нанял глупец.

Они не говорили об оплате. Во-первых, Тай знал обычные каньлиньские расценки. Во-вторых, он предполагал, как она ответила бы на подобный вопрос: что-нибудь о том, что она не успела вовремя приехать к Куала Нору, чтобы спасти его, и поэтому служить ему теперь требует ее честь. Ему необходимо узнать больше о той, первой женщине у озера, и, самое важное – узнать, кто ее послал и почему.

Янь назвал имя их школьного друга, Синь Луня. А помимо этого Тай все больше опасался еще одного человека.

В любом случае, плата Вэй Сун едва ли имела значение. Теперь он мог позволить себе телохранителя. Или двадцать телохранителей. Он мог нанять личный дуй[4]из пятидесяти всадников и нарядить их в одежду выбранной им расцветки. Мог одолжить любые необходимые ему деньги под залог сардийских коней.

Его семья всегда – и не без оснований – считалась достаточно обеспеченной, но Шэнь Гао прожил свою жизнь боевым офицером, командиром на полях сражений, а не честолюбивым придворным, стремившимся к признанию и наградам, сопровождающим их. Вот его старший сын – совсем другой человек, но сегодня ночью Тай еще не был готов думать о Лю.

Его мысли вернулись к женщине за дверью, что тоже не помогло погрузиться в сон. Для нее в коридоре положили соломенный тюфяк. Они к этому привыкли. Мало-мальски высокие гости устраивали слуг на ночь снаружи или даже внутри комнаты. Просто Тай не думал о себе, как о «высоком госте».

Другая женщина из Каньлиня – отступница, по словам Вэй Сун, – вероятно, спала там же, когда Янь занимал эту постель несколькими ночами раньше.

Можно посмотреть на это, как на симметрию, на две хорошо сбалансированные строчки стихотворения, или как на нечто более мрачное. Это ведь жизнь, а не поэма, и Янь, верный, добрый, почти всегда смеющийся, лежит в могиле в трех днях пути отсюда, за ущельем.

К западу от Железных Ворот,

К западу от Нефритовых Ворот