Железный сокол Гардарики - Владимир Свержин

– Ты ничего не путаешь? – невольно перебил я друга. – Как это можно – не отличить работу византийских мастеров XII века от работы ордынских умельцев, работавших минимум двумя веками позже.

– Капитан, не грузи. Я за шо купил – за то продал. Ты помнишь, кем я до института работал? Так вот, различные правительственные делегации по кремлевским музеям и выставочным залам я могу водить не хуже гида. Мне одних только заезжих президентов семь штук охранять довелось, а уж канцлеров с премьерами и туземными вождями – и вовсе несчетно.

Излияния моего друга могли продолжаться еще долго. Годы, проведенные в знаменитой «девятке», занимавшейся охраной первых лиц государства и почетных гостей оного, оставили старшему лейтенанту Лисиченко множество весьма колоритных воспоминаний. Но сейчас его воспоминания были бесцеремонно прерваны жизнерадостным «Мяу!». Если бы уссурийские тигры умели мяукать, их мартовский вопль вполне мог походить на то, что в данный момент раздалось у нас над головами. Лошади, пасшиеся неподалеку, испуганно присели, а расположившиеся на отдых казаки вскочили на ноги, хватаясь за оружие. Но более в наступившей тишине не раздалось ни звука. И только мы с Лисом увидели среди ветвей раскидистого дуба черную кошачью морду величиной с ушастый футбольный мяч. Кот смерил каждого из нас пристальным взглядом, заговорщически подмигнул и, указав лапой в направлении леса, исчез среди листвы.

– Вот тебе, бабушка, и лукоморье. – Лис удивленно посмотрел на меня. – Капитан, похоже, нас с тобой приглашают в гости.

Самоходная изба восседала на массивном стволе вывороченного некогда бурей дерева. Одна ее нога была страдальчески выдвинута вперед и стянута в лодыжке березовым лубком, перемотанным свежим лыком. Вокруг импровизированного кресла суетился местный леший, сглаживая малейшие сучки и старательно подкладывая ароматное сено под раненую ногу. Избушка недовольно поскрипывала, жалобно пыхтела и отдувалась темными облачками дыма каждый раз, когда Баба-Яга, шепчущая заклинания, взмахивала руками. Мне пришлось кашлянуть, обращая на нас внимание пожилой леди, но это оказалось лишним.

– Бабуля! – грянул Лис, раскидывая руки для объятий. – Пади ко мне на грудь! Забудь про трудовые мозоли своей жилплощади! Войдем в избу, не дожидаясь пожара, хлебнем кваску и мигом все уврачуем.

Баба-Яга расплылась в улыбке, в сравнении с которой изображение на табличке «Не влезай, убьет!» выглядело нежной пастушкой.

– Ястреб мой остроклювый! – нежно проворковала Баба-Яга, всплескивая руками. – А мне сказывали, будто изранили тебя. А ты вон орел орлом!

– Лис лисом, – гордо поправил мой напарник. – А зажило все шо на собаке – прикинь, какой парадокс!

– Ну, заходи, заходи в дом, касатик.

Я невольно почувствовал себя лишним, но тысячелетняя старуха, наконец удостоив меня вниманием, осведомилась не слишком любезно:

– А ты чего идолом застыл? Тоже сюда ходи.

Между тем Сергей уже подошел к крыльцу и, поглаживая широкой ладонью перила, сочувственно проговорил:

– Упала, милая?! Зашиблась?

Избушка вполне явственно подалась навстречу моему другу, встряхиваясь, точно приводя себя в порядок. Казалось, будь у нее ухо, она бы без промедления подставила его для ритуального почесывания.

Спустя несколько минут мы уже сидели за празднично накрытым столом, и Баба-Яга, все еще не наглядевшись на милого дружка, обратилась ко мне с явным недовольством:

– Ступа на тебя жаловалась, вахлак ты нерусский! Баяла, сквозь стены на ней проходил. Ты пошто невинную обидел? Пошто несуразицу злую сотворил?

– Это была крыша, – попытался оправдаться я. – Соломенная крыша.

Но хозяйка, кажется, не слишком была настроена выслушивать мои объяснения.

– Один разор от тебя. Изба вон посейчас хромает – насилу вас догнали.

– Да ну, кума! Не журысь – все будет пучком.

– Как?

– Как редиска на Сорочинской ярмарке – дешево и в сметане.

– Побойся Рога! Какие Сорочинцы! Их еще, почитай, лет через сто построят. А уж ярмарка…

– К делу, которым я в данный момент занят, это отношения не имеет, – с пафосом перебил ее Лис и, переходя на свой обычный тон, добавил: – Есть у меня немного чудодейственной мази по рецепту мадам д'Артаньян. Мазнем халабуду по конечности, и у нее вмиг наступит изначальность. Станет лучше новой.

– Ох, не доверяю я зельям заморским. Да и дух их на дух не переношу. И так на Руси уже места не сыщешь, где б чужаком не веяло. Вон этот вот, – она недобро покосилась на меня, – всю округу уксусом провонял.

Я невольно оскорбился. Да, при изготовлении дублетов, своеобразных кожаных доспехов-стеганок, использовалась вымоченная в уксусе овечья шерсть, призванная смягчить получаемые удары. Не будь уксуса, подкладка мгновенно превратилась бы в обиталище блох и прочих тому подобных насекомых. В институте вместо шерсти использовался кевлар, но обработка уксусом была оставлена, чтобы не привлекать внимания аборигенов отсутствием привычного запаха. Но, во-первых, ту же технологию использовали и на Руси, а во-вторых, я носил этот дублет уже четыре года, и почувствовать запах уксуса можно было, только сунув чей-то длинный нос под самую подкладку. Однако, вспомнив, как во время рейда в ставку Пугачева Бабуся-Ягуся учуяла слабую примесь шотландской крови в моих жилах, я сдержал возмущение и лишь осведомился сухо:

– Вы гнались за нами на хромой избушке, чтобы сообщить, как неприятен мой запах?

– Да ты не горячись, яхонтовый, – примирительно вздохнула она. – Вестимо, не в том печаль. Вы-то люди необычные, нездешние, и коли уж в наших местах объявились, то, видать, от дальнего пламени дымком потянуло. Вот я и подумала, раз уж я с вами вроде как в друзьях хожу, то, может, сгодится вам на что словцо далекое, из новгородской земли сорокой на хвосте принесенное.

Мы с Лисом переглянулись. Место последнего выхода в эфир лорда Баренса было как раз на границе новгородской земли и Ливонии. Но вряд ли наша милая хозяйка знала о цели институтской операции. Произведенный эффект явно порадовал сказительницу, и она продолжила:

– Ежели не запамятовали, в прошлую нашу встречу поведала я о железном соколе – храбром князе Рюрике.

– Было дело, – кивнул я.

– Так ныне, сказывают, объявился сей Рюрик в Новограде. Пришел по Волхову-реке на кораблях с воинством. Да под свою руку весь край и взял. Горожане на Софии в колокол ударили да на вече князем его признали. Молва идет, что лицом он пригож, ростом высок да статен. А по храбрости и силе – ни дать ни взять конунг варяжский. Поклялся сей Рюрик вольности новгородские и псковские свято почитать и прочим городам Руси от злого царя-кровопийцы волю дать. Нынче в тех местах он быстро шагает, и многие бояре и дети боярские, стрельцы и дворяне к нему на поклон идут. Всякого люда с ним несчетно – из чужих краев, из тутошних. Величает его народ с почтением, как есть – Железным Соколом.