Ищейка - Вирджиния Бокер

Джон встает так резко, что толкает стол и чуть не опрокидывает кувшин с вином. Не глядя, протягивает руку и успевает его подхватить.

– По-твоему, когда Николас привел меня к тебе, пребывающей в кашле, ознобе, горячке и при смерти, лучше было бы мне ничего не делать? Стоять и смотреть, как ты умираешь, каждую минуту зная, что я могу что-то сделать, и при этом не делать ничего?

– Я не это хотела сказать.

– По-моему, ты хотела сказать именно это. – Он досадливо трет ладонью подбородок. – Магия – это не то, что ты можешь делать, а можешь не делать. Магия – это часть тебя самого. Ты либо с ней рождаешься, либо нет. Можешь ее использовать полностью, как я или Файфер, можешь делать вид, что понятия не имеешь о ней. Но избавиться от магии ты не можешь. – Он печально кивает. – Я использую ее на благо людей. И потому не перестал бы, даже если бы мог.

Я тут же вспоминаю ведьм и колдунов на площади, на кострах. У него сейчас точно такое же выражение лица: гнев, вызов – и печаль почти безнадежная.

– А ты сама? Тебя же арестовали, найдя травы. – Он смотрит на меня, не отводя глаз, и я тут же понимаю: он знает, для чего они мне понадобились. – И если бы Николас не пришел за тобой, не освободил бы тебя, пустив в ход магию, ты бы умерла. Не на костре, так от горячки. Тебе это кажется справедливым?

– Какая разница, что мне кажется, – отвечаю я. – Магия – против закона. Я получила именно то, что заслуживала.

Джон идет к окну, отодвигает штору. На улице уже совсем темно. Он долго стоит, глядя в окно. И наконец говорит, не оборачиваясь:

– Там, внизу, ты говорила, что потеряла обоих родителей. Не расскажешь ли, что с ними случилось?

– Чума. Сперва отец, через несколько дней мать. Мне тогда было девять.

Вот так я и познакомилась с Калебом. Чума убила и моих родителей, и его, и еще миллионы людей, и это было самое жаркое лето и самая страшная вспышка чумы на людской памяти. Она разразилась в скученных жарких городах и стала бушевать, убивая молодых и старых, бедных и богатых, а потом вырвалась из городов наружу. Не прошло и недели, как она частым гребнем проредила население Энглии, оставив детишек вроде нас с Калебом выживать как получится.

Когда я впервые его увидела, мне подумалось, что я сплю. Я уже давным-давно никого не видела – по крайней мере, живых людей. Казалось, что я осталась последним человеком на всей земле. Воды было мало, еда исчезла давным-давно. Выжила я, питаясь травой, корой и уцелевшими кое-где цветами, и мечтала – не раз, – чтобы они оказались ядовитыми и положили конец моим мучениям.

Когда Калеб меня нашел, спеша на краденом коне мимо моего дома в столицу просить работы, я пребывала в жутком виде. Тела отца и матери все еще лежали в доме, жара и вонь от их разложения выгнали меня жить на улицу. Калеб приблизился, говоря тихо и спокойно, как с раненым зверьком. Я была покрыта пылью и грязью, копалась в земле, подъедая остатки сырых овощей, которые смогла вырыть в огороде. Помню, как я завопила и кинула в него недогрызенный корень пастернака. Разум чуть теплился в моей больной головенке.

Но он меня подобрал – как взрослый мужчина, а не как одиннадцатилетний мальчик, посадил на своего коня и сумел добраться со мной до королевского дворца в Апминстере. Дорога заняла три дня, но мы прибыли благополучно. И он сумел добыть для нас работу – не самая трудная задача, потому что чума унесла больше половины всех слуг, и короля вместе с ними. Единственный выживший его сын Малькольм был всего двенадцати лет от роду и еще четыре года не мог управлять страной. Так что задача по управлению руинами Энглии пала на его дядю, Томаса Блэквелла, ставшего лордом-протектором королевства. Королевы тогда не было, чтобы я могла ей прислуживать, да я к тому же все равно не годилась для этой работы. Вместо этого я стирала, работала на кухне помощницей, бегала с поручениями в город. И была бы рада прожить так всю жизнь, но у Калеба были иные планы на нашу судьбу.

– Сочувствую твоей утрате. – Джон поворачивается ко мне. – Но если бы ты могла их спасти – пусть даже ценой магии? Да, нарушив закон, – но разве ты не пустила бы ее в ход?

Я отрицательно мотаю головой:

– Как раз магия их и убила. Чуму пустил какой-то колдун – ты сам знаешь. Некоторые говорят, что это был Николас. Что это он хотел убить отца Малькольма…

Взревывает огонь в решетке камина, языки пламени взметываются высоко в трубу.

– Гастингс, все хорошо. – Джон машет рукой на огонь, и тот притухает, смиряется. – Нет, Николас не запускал чуму. И не убивал короля. Он никогда бы ничего подобного не сделал.

– А кто тогда? – не сдаюсь я. – Такую чуму, да еще так быстро разошедшуюся, мог вызвать только очень сильный колдун. А самый сильный колдун в Энглии – как раз Николас.

– И что бы выиграл Николас, выкосив полстраны?

Я пожимаю плечами:

– Может быть, ему мало быть самым сильным колдуном Энглии. Может быть, хочет большего. Сесть на трон.

– Если бы Николас хотел быть королем, почему он не сделал свой следующий ход после убийства отца Малькольма? Ему это было бы намного легче сделать тогда, когда на дороге стояли только лорд-протектор да малыш-наследник.

– Не знаю, – говорю я. – Может, выжидает удобного момента.

Лицо Джона темнеет, задумчивое выражение сменяется гневным.

– Чего же он ждет сейчас? Сидит и смотрит, как его друзей и родных выдавливают из страны? Бросают в тюрьмы, судят и приговаривают к смерти? А он выжидает?

– Не знаю, – повторяю я.

– А я знаю. Ты видела когда-нибудь, как жгут? – Тихий голос напряжен, как взведенный рычаг арбалета. – Это страшно. Нет смерти хуже. В ней ни капли достоинства, только мука, зрелище для зевак и… – Он осекается. – Это надо прекратить. А прекратить это, уйдя прочь, – невозможно.

– Король – и инквизитор – они закон не отменят ни за что, – говорю я. – И ты это знаешь.

Джон снова отворачивается к окну и не отвечает.

– И – да, я видела, как жгут, – добавляю я тихо. – Это ужас. Страшная смерть.

Впервые я увидела, как сжигают заживо человека, в четырнадцать лет. Меня вывернуло прямо посреди Тайберна, и даже Калеб был потрясен. Но Блэквелл хотел, чтобы мы это видели. Он сказал, мы должны смотреть, чтобы понять, что такое закон, что такое оборотная его сторона. Помню, как мы с Калебом в ту ночь жались друг к другу, не в силах уснуть и боясь уснуть. Только через много месяцев прекратились кошмары. Но в конце концов я смогла закалиться, чтобы бестрепетно их выносить. Мы оба смогли – потому что должны были.

Джон поворачивается ко мне, начинает говорить – но его речь перебивает стук распахнувшейся двери.

– Ну, как у нас тут?

В комнату входит, пошатываясь, Джордж, в руках у него кубок. Кажется, он пьян.

– Отлично, – отвечает Джон, подходя к столу и собирая свое снаряжение. Когда он грузит его обратно на поднос, я замечаю, что у него дрожат руки.