Обещанная любовь - Джеки Эшенден

ней приветливо, спокойно и слегка отстраненно.

Инара склонилась над блокнотом, надеясь, что историк этого не заметит, закрыла глаза и потерла виски, пытаясь избавиться от головной боли.

– Королева устала, – произнес низкий голос. – Думаю, на сегодня достаточно.

Инара резко подняла глаза.

В дверях стоял Кассий. На нем были темный костюм безупречного покроя, белая рубашка и дымчато‑золотой галстук под цвет его глаз. Он оглядел Инару с непроницаемым выражением лица, подошел к историку и что‑то тихо сказал ему. Преподаватель кивнул и вышел, оставив Инару и Кассия наедине.

– Я в порядке, – произнесла Инара, раздраженная головной болью и безапелляционностью, с которой Кассий прогнал историка. – Я просто устала.

Кассий подошел к неудобному дивану, на котором она сидела, и критически осмотрел ее.

– Ты не в порядке. Ты снова надела контактные линзы, у тебя круги под глазами.

– А кто в этом виноват? – сердито сказала Инара. – Что касается контактных линз…

– Они не нужны, – спокойно произнес Кассий. – Я же говорил, что ты можешь носить очки.

– Я старалась привыкнуть к линзам. – Она потерла глаза. – Через несколько дней будет лучше.

– Инара…

– Что?

– Я разговаривал с преподавателями, и все они говорят одно и то же. Тебе трудно сосредоточиться, и ты не запоминаешь информацию, которую они тебе дают.

Инара рассердилась. Ей казалось, что с прошлой недели ситуация улучшилась.

– Я стараюсь, – принялась оправдываться она. – Но этот протокол, этикет и прочие королевские штучки… – Инара посмотрела на блокнот, в котором не делала никаких пометок, вспоминая бесконечные упражнения по этикету, которым обучала ее мать. – Может, я необучаемая?

После минутной паузы Кассий ответил:

– Не ты одна такая.

Она удивленно взглянула на него:

– Да?

– Мне тоже было трудно. – Выражение его лица ничего не выдавало, но Инара услышала неохоту в его голосе, словно он не желал этого говорить.

Интересно. Она не ожидала, что Кассий скажет что‑то подобное. К ней вернулось воспоминание о том, как он упомянул, что ненавидел правила и ограничения.

– Почему? – ее переполняло любопытство. – Я думала, тебе давалось это легко. Ты вырос во дворце.

– Да, но это не означает, что мне приходилось легко. – Кассий сел рядом, но недостаточно близко, чтобы прикоснуться к ней. – Мой отец всегда требовал тишины и абсолютного внимания, – продолжал он. – Король твердил, что нельзя ерзать на месте или скучать. Одно из главных правил хорошего правителя – терпение и внимание по отношению к тому, кто с тобой говорит. Кассий вздохнул: – Но я не мог усидеть на месте и сосредоточиться, и мне казались скучными протокол и королевский этикет, которые нам пришлось выучить. У Каспиана никогда не было с этим проблем, только у меня. – Кассий взглянул на нее, его глаза заблестели. – Я убегал в сады и прятался у старшего садовника. Он рассказывал мне о растениях, которые высаживал, о том, как они растут и что им нужно. Садоводство казалось мне гораздо интереснее.

Инара не хотела двигаться. Кассий разговаривал с ней не как король, а как обыкновенный мужчина. Она не понимала, что спровоцировало такую перемену, но одно знала точно: ей хочется, чтобы он оставался таким как можно дольше.

– Поэтому у тебя в кабинете столько растений? Ты рассказывал, что они помогают тебе успокоиться.

– Да. Я до сих пор помню, как сказал отцу, что хочу стать садовником, а не принцем, – немного насмешливо произнес он. – Он не был в восторге.

Инара улыбнулась, представляя, как малыш Кассий копается в земле.

– Не сомневаюсь.

– Наверное, тебе нужно что‑то подобное. – Он проницательно посмотрел на нее. – Или у тебя уже есть средство – твоя математика?

Она слегка опешила, потому что не ожидала, что Кассий понимает, как важна для нее математика.

– Да, – смущенно сказала Инара, и ее щеки залились румянцем. – С числами проще, чем с людьми.

– Легче, чем этикет и протокол, да?

Она кивнула:

– Чем общение и социальная жизнь.

– Да, я помню. Тебе было трудно.

У нее потеплело на душе. Кассий не забыл их разговоры, когда она бесхитростно болтала о том, каким неприятным было ее воспитание.

– Мне трудно до сих пор. – Инара теребила пальцами шариковую ручку. – И мама мне не помогала. Она следила за всем, что я делаю, и постоянно критиковала меня. Всегда было так: «Встань прямо, Инара! Улыбайся! Будь изящнее! Ты не красавица, но по крайней мере постарайся быть симпатичной!» – Инара умолкла, у нее сдавило горло. Она чувствовала на себе взгляд Кассия, но не хотела смотреть на него. Ей было невыносимо думать о том, что он оценивает ее по тому же невероятному стандарту, который когда‑то использовала ее мать.

Вздернув подбородок, она все‑таки взглянула на Кассия:

– Я ничему не научилась. Я не умею стоять прямо, улыбаться и быть грациозной. Я не умею быть красивой и уж точно никогда не заинтересую собеседника интересным разговором. Поэтому родители потеряли терпение и решили выдать меня замуж за Стефано Кастелли.

Кассий страстно и в упор смотрел на нее.

– Если ты думаешь, что я соглашусь с мнением твоей матери, ты ошибаешься, – спокойно сказал он. – Потому что я рад, что ты всего этого не умеешь. Я рад, что ты потерпела неудачу и тебя решили выдать за Стефано Кастелли. В противном случае ты не залезла бы в тот вечер ко мне в лимузин. И не стала бы моей женой.

Инара приободрилась.

– Я бы не назвал это провалом, – продолжал Кассий. – Я всегда считал тебя интересной и даже красивой, хотя не должен был так думать, когда тебе было шестнадцать. – Он помолчал, выдержавая ее взгляд. – Теперь ты еще красивее.

Ее глаза защипало от слез.

– Я неправильно повел себя и действовал как твоя мать.

Она хрипло произнесла:

– Я делаю все это, потому что хочу.

– Почему?

Она едва не проговорилась, что он не оставил ей выбора, но ведь это не совсем правда, не так ли? Она могла бы отказаться. Ей уже не шестнадцать лет, и она самостоятельно делает свой выбор. Она взрослая женщина и решила жить в этом дворце.

Сглотнув, Инара ответила напрямик:

– А ты как думаешь? Потому что это важно для тебя. А то, что важно тебе, важно и мне.

Он не ответил, а просто уставился на нее с совершенно непроницаемым выражением лица.

– Ты сказал, что твое королевское правление – дань памяти твоей семье и твоему наследию, – продолжала Инара, желая выговориться. – И я не хочу быть слабым звеном в этом наследии. Я желаю, чтобы у тебя была королева, которой ты станешь гордиться, поэтому давай посмотрим правде в глаза. Ты не выбирал меня. И теперь