Волков. Маскарад - Валерий Пылаев

Как и все остальное: опущенные плечи, улыбка, бородка клинышком, длинные густые волосы. Когда-то русые, но теперь наполовину поседевшие. Даже в водянистого цвета глазах за очками в золотой оправе было что-то беззубое, выдающее не честного служаку, а того, кто за всю жизнь едва ли утруждал себя по-настоящему тяжелой работой.

В общем, Сумароков, несмотря на аккуратный и интеллигентный облик, впечатление производил скорее отталкивающие. И вялое рукопожатие лишь закрепило уверенность, что передо мной человек пусть и неглупый, однако слабовольный, беззубый… и вместе с тем неприятный и даже опасный.

Такие редко вступают в открытое противостояние — зато способны на любую подлость.

— Не могу сказать, что ждал гостей, — Я с трудом подавил желание вытереть ладонь о брюки, — однако раз уж вы здесь…

— Уверяю, я украду у вас совсем немного времени. — Сумароков изящно, но неожиданно крепко взял меня под локоть. — Мы ведь можем побеседовать с глазу на глаз?

Дед Федор нахмурился и сжал громадные кулачищи, и я на всякий случай даже помотал головой: отбой, ничего серьезного. Если незваный гость и представлял для меня какую-то опасность, то уж точно не в виде физической угрозы. Да и Таланта, похоже, был не самого выдающегося. Во всяком случае, заметно слабее Геловани, не говоря уже о мастодонтах вроде Горчакова или покойного Юсупова.

Впрочем, вел себя Сумароков если не нагло, то по меньшей мере вызывающе: сначала чуть ли не тащил меня к лестнице, хотя я и так послушно шел следом. А когда силенок не хватило — демонстративно зашагал быстрее, чтобы непременно подняться на второй этаж первым.

И уже оттуда без приглашения помчался наискосок через зал, не забывая при этом то и дело оглядываться и смотреть на меня сверху вниз.

— Удивительно красивое место. — Сумароков распахнул окно и, прикрыв глаза, подставил лицо прохладному ветерку с Невы. — Полагаю, вам не приходилось бывать здесь раньше?

— Не припоминаю, — сухо отозвался я.

— Едва ли, мой юный друг, едва ли. И тем удивительнее, что его сиятельство Николай Борисович, упокой Господь его душу, решил оставит сей чудесный особняк именно вам.

Его сиятельство отчаянно переигрывал. И во взгляде, и в жестах, и в самих его словах было столько нарочитого высокомерия, что это уже ничуть не напоминало изящно-презрительное снисхождение истинного аристократа к плебею, ненароком ухватившему то, что ему не положено. Скорее наоборот — превращалось в нелепый фарс, где комической фигурой выступал не я, а сам Сумароков.

— Вы ведь и сами понимаете, что все это — не ваше, — продолжил он. — И не так уж важно, что изволил указать в завещании старик Юсупов. Для юного дворянина первейшей и главнейшей из добродетелей является скромность. И всякому человеку непременно следует знать свое место. И если в вас есть хоть капля чести и достоинства, вы просто обязаны…

— И когда это я успел стать чем-то обязан, вам, милостивый сударь? — усмехнулся я. — И, признаться, никак не могу понять, к чему вы клоните.

— А я никак не могу понять, чего ради князю Юсупову оставлять вам такое наследство. Впрочем, мне приходилось слышать, — Губы Сумарокова расплылись в ехидной улыбке, — что порой старики безо всякой видимой причины приближают к себе смазливых юнцов.

Его сиятельство нарывался. Бесцеремонно, грубо и совершенно безо всякого изящества. А значит, делал это вполне осознанно и с расчетом на результат. Я мог только догадываться, кто и для чего подослал сюда этого напыщенного хлыща, но уж точно не для того, чтобы пообещать расположение или поддержку. Горчаков предупреждал, что мое наследство встанет поперек горла многим из представителей благородного сословия.

И, похоже, они уже начали действовать.

— Впрочем, где мои манеры? — Сумароков демонстративно прикрыл рот рукой. — Я ведь здесь исключительно для того, чтобы выразить вам свои соболезнования. Если уж случилось так, что покойный был вам, как отец, или даже ближе отца…

Ну все. Это уж слишком!

— Еще одно слово. — Я шагнул вперед. — И я…

— И вы вызовете меня на дуэль?

Скорее всего, именно этого от меня и ожидали. Этого — или какой-нибудь подобной глупости. Которая вряд ли могла привести к каторге или высшей мере, а вот повлиять на решение императора… Вряд ли его величество согласится пожаловать княжеский титул заядлому бретеру. И если даже до него каким-то чудом не дошли слухи о моей дуэли с Грозиным, про эту доложат незамедлительно.

Сумароков и доложит — с него станется.

— … И я вышвырну вас из окна, — невозмутимо закончил я. — И у меня тут же найдется не меньше трех человек, которые подтвердят, что вы ненароком свалились сами. И свернули шею.

Я блефовал напропалую, но такого его сиятельство явно не ожидал. Наверняка вариант с требованием сатисфакции был просчитан наперед, однако угроза незамедлительной физической расправы сработала. Сумароков никак не мог тягаться со мной ни мощью Талант, ни уже тем более умением махать кулаками — и тут же попятился, стремительно бледнея.

— Полно, сударь… — пробормотал он. — Мы ведь цивилизованные люди! И я желаю вам исключительно блага!

— Разве? — Я размял кулак, щелкнув костяшками. — А мне почему-то показалось, что вы пришли сюда, чтобы оскорблять меня и покойного Николая Борисович.

— Прошу простить меня за это досадное недоразумение. — Сумароков на всякий случай отступил еще на шаг. — Но вы ведь не будете возражать, если я дам вам… назовем это дружеским советом?

— Буду, — буркнул я.

— И все-таки я дам. Откажитесь от титула, Владимир Петрович. Оставьте себе этот особняк и деньги, если вам будет угодно. Купите красивый автомобиль, сходите в дом терпимости. — Сумароков, похоже, сообразил, что бить его все-таки не будут, и вернул себе некоторую часть гонора. — Развлекайтесь, пейте шампанское, просадите в карты пару тысяч… Только не лезьте туда, куда не следует. Там вас попросту сожрут.

— Меня уже пытались сожрать, — усмехнулся я. — Как оказалось, это не так уж и просто