Укрощенная горцем - Пола Куин

— Ты так думаешь?

Думает ли она? Даже когда эта леди визжала на нее, Мейри не могла не видеть, как красиво ее лицо и как хороша фигура. Такой нужно только похлопать ресницами, и любой мужчина упадет к ее ногам. А если женщина не слепа, то не может не захотеть Коннора.

— Мне нет дела до того, какого ты о ней мнения.

Мейри сложила руки на груди и отвернулась от его ироничной улыбки, а уже через минуту захотела спрятать лицо на его груди, ибо навстречу им шла большая группа королевских гостей, которые с сочувствием и некоторым презрением разглядывали Мейри.

— Почему ты не охраняешь королеву? — спросила Мейри, пытаясь выбраться из его объятий.

— Она уже сообщила об отъезде короля в Эдинбург. Больше я ей не нужен.

— Я тоже. Так что поспеши, пока я не воткнула в тебя другой кинжал.

В ответ Коннор весело рассмеялся и теснее прижал ее к себе. Сердце Мейри забилось быстрее от раскатов этого смеха, который как будто проникал в каждую клеточку ее тела.

— Как я вообще выжил, женщина? Ты помнишь, когда мы были маленькими — тебе-то было всего пять лет, — я выхватил куклу, с которой ты играла, так ты носилась за мной как угорелая, а потом разревелась, потому что не смогла догнать?

Черт его подери совсем! Ну зачем он вспоминает их детство?

— Коннор, если ты не возражаешь, я предпочла бы…

— Я расстроился, что так ужасно поступил, подошел к тебе и вернул твою драгоценную куклу. Ты так осторожно взяла ее, поцеловала в голову, а потом как размахнулась и швырнула ее мне в лицо!

— Я никогда не била тебя куклой, — запротестовала Мейри, отказываясь пускаться в совместное путешествие в прошлое. — Ты врун, и всегда был вруном.

— Ты выбила тогда мне два зуба.

— Вот как? Но у тебя выросли новые. А меня из-за тебя отправили спать без ужина.

— Этого я не знал, — с раскаянием произнес Коннор. Мейри показалось, будто он сейчас начнет извиняться. — Тогда я отмщен. Эта дурацкая кукла была из дерева, и у меня так распухли губы, что я не мог есть, а пару дней почти не говорил.

Мейри невольно улыбнулась — чуть-чуть, но острые глаза Коннора это заметили.

— Значит, ты тоже это помнишь.

— Не помню. Я соображала, есть ли у меня в комнате что-нибудь из дерева, чтобы швырнуть в тебя при случае. Если ты снова лишишься дара речи, я буду в восторге.

Его открытая, широкая ухмылка показалась ей порывом прохладного северного ветра. Она завораживала. От нее теплело на сердце. Черт бы его побрал!

— Да ладно, Мейри, — прошептал Коннор ей на ухо низким, рокочущим голосом, от которого у нее дрогнуло сердце. — Если бы я и правда перестал разговаривать с тобой, на ком бы ты оттачивала свой острый язычок?

— Все равно жертва того стоит.

— Ты шутишь.

Но Мейри не шутила. Она не желала вспоминать долгие летние дни, заполненные его смехом. Когда он принадлежал ей. Тренировался ли он в поле, загонял ли с ее братьями стада овец, при возвращении его глаза всегда находили ее, молчаливо и ласково говорили, что он предпочел бы быть с ней, а не с кем-то другим.

Все это оказалось ложью, и Мейри не хотела ничего вспоминать. Глупые, невинные дети. Зачем она лежит у него на руках? Зачем прижимается к его сердцу? Она должна быть в Шотландии, за много миль отсюда. Должна забыть его. Но как же хорошо в его объятиях, пусть разум и восстает против этой слабости.

— Черт побери, Коннор, что случилось?

Голос Клер выручил Мейри, иначе она совсем бы расчувствовалась, но облегчение тут же сменилось расстройством. Выглянув из-за плеча Коннора, Мейри увидела своего дорогого друга леди Клер в обществе королевы, которую явно шокировало странное восклицание леди Хантли.

— Ничего страшного, — успокоил Коннор обеих приближающихся дам. — Мисс Макгрегор просто перегрелась на солнце.

Мейри заметила, как королева с понимающей улыбкой переводит взгляд с Коннора на нее и обратно.

Черт возьми, ей нравится молодая жена короля — умная, страстная, но при этом очень уравновешенная. Самой Мейри совсем не хотелось выглядеть в ее глазах слабой и беспомощной.

— Благодарю вас, капитан Грант. — Мейри попыталась вывернуться из его рук. — Мне уже значительно лучше. Вы можете поставить меня на ноги.

Коннор даже не замедлил шаг, а, бросив на своих почтенных спутниц разочарованный взгляд, заметил:

— Упрямая, что тут поделаешь.

Видит Бог, Мейри была готова убить его прямо на месте!

— Ты и правда несколько бледна, дорогая.

Клер коснулась ее горящей щеки.

— Ей надо сменить это тяжелое шерстяное одеяло, которое она на себе носит, — заметила королева. — Отведите ее в мои покои. Я прикажу портнихе сшить ей несколько платьев.

— Нет, ваше величество, — отказалась Мейри. — В этом нет необходимости.

Она ни за что не наденет английское платье. Краешком глаза она заметила ямочку на щеке Коннора. Ублюдок! Он наслаждается ее унижением.

— Возможно, — с вызывающей ухмылкой произнес молодой человек, — мисс Макгрегор предпочитает, чтобы я каждый день уносил ее в дом на руках.

Мейри чуть не лопнула от злости.

— Пусть меня лучше сварят в кипящем масле, — пробормотала она, уже не заботясь о том, кто ее может услышать.

Коннор расхохотался, и Мейри со всей силы толкнула его локтем в живот, а потом беззвучно взмолилась, чтобы Господь послал ей силы не убить Клер и старшего сына Грантов, чтобы всегда помнить несчастья, которые он ей принес, и чтобы противостоять его непобедимому очарованию.

Мейри стояла абсолютно неподвижно, а одна из камеристок королевы застегивала бесконечные пуговки на спинке взятого взаймы платья. Мейри предпочла бы одеться сама, как делала у себя в замке, но королева настояла на том, чтобы прислать ей помощницу. И оказалась права.

Английские платья устроены таким образом, что их невозможно надеть без лишней пары рук, по крайней мере, одной.

Одеваясь, Мейри не испытывала никакого удовольствия. Она казалась себе разряженной и самодовольной куклой, но все же не могла отрицать, что ткань оказалась прекрасна — мягче, чем шерсть ее пледа, и куда тоньше.

Мейри пробежалась пальцами по мягким складкам своих юбок и стиснула зубы. Что она делает?! Позволяет нарядить себя как англичанку! Одно дело — симпатизировать королеве, и совсем другое — позволить Англии изменить себя. Коннора покорили величественные залы и элегантный образ жизни. С ней этого не случится. Но тогда почему она здесь, а не у себя в комнате? Почему наряжается в чужое платье, а не скалывает брошью свой плед? Ей не хочется даже думать, что она делает это ради Коннора, ради надежды, что понравится ему в этих английских тряпках! Нет, все дело в жаре. Ее горский арисад слишком тяжело носить под южным солнцем. Конечно, дело в погоде и только. Она вовсе не желает быть похожей на женщин, которых предпочитает Коннор.