Я видела детство и юность XX века - Ирина Эренбург

Монферан был нарисован окруженный накрашенными девчонками, приглаживающим самодовольно волосы. Внизу надпись: «Какой же это товарищ?» Пэпэ сорвал и эту афишу.

Увеличенная фотография Бланше, играющего в хоккей. «Он поддерживает честь нашей школы. Он выиграл школьный матч. Да здравствует герой Бланше».

Де Бурже нарисован с рогами.

Леви — просто профиль с длинным носом без всякой подписи.

Афиши срывались. Тогда стали вырезать на грифельной доске имена. На соседних уличках красовались фамилии наших учеников. Конкурентов обзывали рогоносцами, «вскрывали их личную жизнь». Совсем как на выборах в Палату депутатов.

Некоторые продавали свои голоса.

Габи решила голосовать за Бланше: «Он сильный и красивый». Другие девочки голосовали за Жанну Леви: «Она — девочка. Это наш долг. Хотя она на редкость противная».

В день выборов были отменены уроки. С утра мы засели каждый в своем классе и стали орать не хуже, чем на бирже. Два часа ушли на споры, угрозы, уговоры и даже драки. В 11 часов всех кандидатов выстроили в ряд. Мы должны были осмотреть их и написать на бумажке чью-нибудь фамилию. После первого подсчета пришлось переголосовать. Леви уступила свои голоса Бланше, потому что все равно у нее было очень мало. Роже пришлось тоже сдаться. Их имена стерли с доски.

Большинство получил Бланше. За него голосовали даже те, кто его не знал, просто приятно было голосовать за того, кто выиграет. Грек купил все пять голосов, которые были за него поданы, все это знали. Бланше заслужил победу матчем и огромной рекламой. Директор произнес речь: «Знамя товарищества — это рыцарство, галантность и благородство, дружба с сильным и покровительство слабым…» Бланше получил собрание сочинений Гюго. Никто ему не позавидовал. Ведь он никогда не читает. Бланше продаст свой приз. Или отец поставит его в фамильную библиотеку.

Сейчас же после праздника начались усиленные занятия.

Скоро мы кончаем школу. Скоро будет «башо» — экзамен на аттестат зрелости. Мы ненавидим это слово. Мы мечтаем об университете. Пора. Нам уже 16, 17, 18 лет. Самое трудное, самое главное — это башо. Потом в университете можно почти ничего не делать. Так рассказывали студенты.

Пьер Пети, Габи Перье, Жак Сенс, Тейяк и я решили готовиться вместе. Мы собираемся у меня. Вначале мы решили, что каждый будет готовить других по предмету, который ему наиболее знаком. Но теперь осталось мало времени. Мы читаем вслух конспекты, которые надо знать наизусть. Часто мы просиживаем по четыре часа. Но больше говорим о башо, чем занимаемся. Еще сплетничаем, болтаем о Латинском квартале, считаем, сколько дней осталось до страшного дня.

— Говорят, что если номер места, где ты сядешь на башо, будет делиться на три, то ты обязательно выдержишь.

— У моего брата был номер один. Он просто не пошел на экзамен.

— Сколько тебе даст отец, если ты выдержишь?

— Если я провалюсь, то меня оставят на лето в Париже.

— Вы знаете, сегодня я прочел про ужасный случай. Мужчина убил свою любовницу и украл у нее деньги. Он студент.

— Но как он не боится? Ведь теперь его казнят.

— Газеты пишут, что это из-за любви. Вы знаете — любовь…

— Итак, чему равняется сопротивление? Кто помнит формулу?

— Мне так надоели все эти R да?! Все равно нам не решить.

— Что происходило в конце семнадцатого века во Франции?

— Ты по какому спрашиваешь? По истории или по литературе?

— Я помню только исторические анекдоты, а для башо надо знать даты. Я провалюсь.

— Внимание, у меня вечерний выпуск «Энтрана». Слушайте. Еще один случай. Госпожа Отмар сняла с себя опеку над дочерью. «Заплаканная, измученная, больная, она приехала к защитнику своей дочери и проклинала его…» Дальше. «Свидание госпожи Отмар с дочерью. Мари, увидев свою мать, бросилась на колени и стала целовать ей ноги. Мамочка, прости. Я тебя так люблю. Я так раскаиваюсь. Даю тебе слово, что я тебя не хотела отравить. Я ненавидела отца. Прости, не то покончу с собой. Мари несколько раз теряла сознание». А вот про студента, который брал у Мари ворованные деньги. Господин Мелон давал сыну сто франков в месяц. «Меня несколько удивляло, — показал он, — что сын ходит каждый день в танцульки. Но я не задумывался над тем, откуда он брал деньги. Я считаю, что ста франков в месяц вполне достаточно для молодого человека».

— Студент правильно делал, что брал деньги.

— Но ведь он был кот.

— Друзья мои, друзья мои, на одном кладбище я прочла надпись: «Жан такой-то, семнадцать лет. Он не выдержал экзамена и покончил самоубийством. Мы ему простили. Да простит ему Бог».

— Что ты хочешь сказать?

На некоторое время болтовня прекращается. Мы продолжаем чтение вслух. Башо — дело нешуточное. Школьников, не выдержавших экзамена, оставляют на лето в городе. Их запирают в «коробки» башо — летние школы по подготовке бакалавров. Это частные учреждения и, по-видимому, выгодные, судя по их количеству. Обычно родители должны платить за учебу детей только после того, как те выдержат экзамен. Понятно, что учителя в «коробке» башо стараются вовсю — директор им платит проценты с выдержавших.

Каждый день по какому-нибудь предмету устраивается пробный башо, часто приглашают в качестве экзаменаторов других учителей, чтобы приучить к чужой обстановке.

В течение двух месяцев будущие башелье сидят с восьми часов утра до поздней ночи в классе. Им не разрешаются развлечения. С ними обращаются как с полными идиотами, которых Бог послал в наказание родителям и обществу. Им вбивают в голову все то, что требуется для башо, учителя узнают возможные темы будущего экзамена и гоняют учеников по этим темам.

Мы не хотим попасть в «коробку» и работаем усердно.

Они живут за фортификациями. Я у них никогда не была. Клоду семнадцать лет, а Франсуазе пятнадцать. Они танцуют. Франсуаза учится у Бернак, но так как она не может платить, ей приходится выступать на вечерах Бернак. И та бьет ее. Клод и Франсуаза танцуют в кабаре. Они меня всегда зовут к себе.

Метро доходит до Орлеанских ворот. Дальше я никогда не ходила. Около конечной остановки часто бывает ярмарка. Здесь маленькое кафе. Деловые магазины. «Солдат-землепашец», «Унипри» — перед которыми лежат на столах чулки, штаны, бумазея, плохие игрушки. Продавцы посматривают, как бы роющиеся в этой куче покупатели не стащили чего-нибудь. Выкрики: «Моток шерсти, к нему премия кусок мыла. 6 франков, почти бесплатно».

На каждом углу жаровни с каштанами. Продавцы конфет и цветов. Шумно, грязно.

Немного дальше стадион женского клуба «Фемина». К досчатому забору прилипли зрители. Они любуются голыми ляжками женщин-спортсменок. Особенно им нравится, когда те прыгают через веревку.

Отсюда, чтобы попасть на улицу, где жили знакомые Жоржетт, нужно было пройти налево. Это были странные кварталы. Переулки и тупики с пышными названиями были грязны и пестры. Деревянные дома, бараки, цирковые фургоны, дети, играющие в лужах, висящее на веревках белье, маленькие огороды, разбитые перед домами. Тротуаров, конечно, нет. Страшная слякоть, по которой иногда проезжает такси, — здесь живет много шоферов.