Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера - Майкл Дж. Салливан

Ройс насчитал в баре еще восемь человек. Знакомая четверка, желавшая вывалять пастора в перьях, сидела за столом, изо всех сил стараясь казаться невидимой, но бросая встревоженные взгляды в его сторону. Еще двое прислонились к столбу, наблюдая. Буфетчик и мальчишка, который, очевидно, работал в таверне, тоже проявляли откровенный интерес.

– Я не знала, что это ты. Клянусь Марибором, я понятия не имела. Если бы знала…

– Продолжай, – сказал Ройс, следуя за ней в зал. – Если бы ты знала… что?

Она поняла свою ошибку и закрыла рот.

– Додж! – позвал один из мужчин у столба.

Еще двое со скрипом отодвинули стулья от стола. Что-то пошло не так. Они поняли, что пьеса разыгрывается не по сценарию. Ройс метнулся вперед, зажал рыжие волосы в кулаке и дернул Шпат назад, подставив ей подножку. Мужчины за столом вскочили, стоявшие у столба двинулись к Ройсу.

– Стоять! – приказал он, прижимая лезвие Альверстоуна к шее женщины. – Все сядьте на место. Полагаю, она не единственная, кто может рассказать мне то, что я желаю знать. Если в ее шее появится дополнительная дыра, вы станете сговорчивее.

– Ах ты мелкий… – начал один из мужчин.

– Сядьте! – взвизгнула Шпат. – Он не блефует! Он это сделает!

Все замерли. Первым пошевелился Ройс. Он подтащил женщину за волосы к открытой двери, захлопнул ее и закрыл засов.

– Ну вот, – сказал он. – Теперь никто не уйдет, пока мы не поболтаем.

Мужчины продолжали стоять.

– Сядьте, идиоты! Он не станет просить дважды! – крикнула Шпат.

Все сели.

– Вот и хорошо. – Ройс запрокинул голову женщины, чтобы заглянуть ей в лицо. – Раз уж ты так гордишься ловкостью своих рук, мы сыграем в «Десять пальцев».

Она заскулила.

– А, ты помнишь, как в нее играть. Это хорошо. Я не собирался объяснять правила. – Он подтащил ее к столу. – Шевелись, я не из терпеливых.

Шпат положила трясущуюся руку ладонью на стол.

– Растопырь пальцы. Ты ведь не хочешь случайно лишиться сразу двух?

– Что за… – начал мужчина в оранжевой тунике.

– Заткнись! – взвизгнула она. – Просто заткнись! И не двигайся. Пожалуйста, ради любви Марибора, не шевелитесь!

У нее в глазах были слезы, и неровный стол подрагивал. Ножки издавали неприятный, глухой стук: бух, бух, бух.

Ройс поставил острие Альверстоуна между мизинцем и безымянным пальцем на правой руке Додж.

– Первый вопрос: где Адриан?

– В погребе, вон там. – Зная правила, она показала головой.

Ройс поднял кинжал и опустил между безымянным пальцем и средним.

– Второй: он жив?

– Да, просто спит.

– Везучая, везучая леди.

Он поставил кинжал между средним и указательным пальцами, которые дрожали так сильно, что она могла порезаться. Это не составляло труда – Альверстоун был суровым клинком.

– Третий: почему он в погребе?

– Заперся, когда понял, что я отравила его.

– Отравила?

На мгновение Шпат перестала дышать. Когда вновь начала, ее дыхание больше напоминало всхлипы.

– Четвертый: почему он еще там?

– У него единственный ключ, а я была карманницей, не взломщиком. У меня нет навыков. Мы решили, что ты скоро появишься, и не хотели, чтобы ты застал нас за выбиванием двери. Но я не знала, что это будешь ты.

– Пятый: когда я тебя отпущу, ты сбежишь?

– Нет.

– Другую руку, – приказал Ройс, отодвигая первую. На столе осталось влажное пятно пота. Додж робко положила на него левую руку. Ройс поставил острие Альверстоуна рядом с ее мизинцем и повернул кинжал, чтобы тот впился в древесину.

– Шестой: почему нет?

– От тебя не убежишь.

– Хорошо играешь. – Ройс ухмыльнулся, потом внезапно застучал кинжалом, вгоняя острие между ее пальцами. Шпат содрогнулась, подпрыгнула, испуганно пискнула. Но ладонь на столе не сдвинулась.

– Седьмой: Адриану удалось снять комнату, прежде чем ты его отравила?

– Д-да.

Он вытащил кинжал из стола.

– Вставай, – велел он Шпат, позволяя ей подняться. – Я собираюсь открыть ту дверь. Пока я этим занимаюсь, ты объяснишь своим друзьям, почему им следует быть примерными мальчиками.

Ройс бесшумно пересек зал. На двери в погреб был примитивный двухштырьковый замок – он больше времени потратил на то, чтобы достать отмычки, чем на то, чтобы с ним справиться. Внутри Ройс увидел распростертого на полу Адриана.

– Скажи своим могучим друзьям отнести его в комнату.

Кивнув, Шпат жестом велела Бычьей Шее пошевеливаться.

– Да ладно, Додж, – возразил тот. – Этот парень тощий, как цыпленок.

– Делай, как он говорит, Брук, – строго ответила она.

– Нас восемь человек. Не понимаю, с чего мы должны ему подчиняться?

Шпат покосилась на Ройса.

– Прошу прощения, – сказала она, подошла к бару и схватила нож. Затем направилась к Бруку и молча вогнала лезвие ему в бедро. Он с криком согнулся, держась за ногу, и упал на пол, задев стул.

– А. Это. Ты. Понимаешь? – крикнула Шпат, склонившись над ним и тыча пальцем в нож в его бедре.

– Зачем ты это сделала? – спросил буфетчик.

– Очевидно, он ей нравится, – объяснил Ройс.

Шпат вытащила нож, распрямилась и смахнула тыльной стороной ладони слезы.

– Отнесите Адриана наверх. Сейчас же!

С грохотом попадали стулья: мужчины вскочили и ринулись в погреб.

Ройс присматривал за ними, пока они несли Адриана.

– И хорошенько укройте его, ребята.

– Да, ради Марибора, не причиняйте ему вреда. – Шпат положила нож на стол и снова вскинула руки. – Вихрь, клянусь, я не знала. Не видела, как вы приехали. Услышала, что двое парней помешали вымазать Пейна смолой, и решила, что церковь прислала громил, чтобы присматривали за ним. До меня доходили слухи о наемном убийце, но если бы я знала, что ты…

– Поздравляю с удачной игрой в «Десять пальцев». У тебя хорошо получается. Неудивительно, что все твои по-прежнему при тебе.

Ройс смотрел за процессией, которая без происшествий подняла Адриана по лестнице. Мужчины словно несли гроб на похоронах.

– Адриан обрадуется, что спас тебе жизнь, запершись в погребе, – сказал Ройс Шпат. – Он в этом отношении странный.

Кристофер Фокс повесил фонарь на латунный крюк в потолке конюшни. Разбуженные светом мухи состязались в глупости с мотыльками, атакуя стекло, огорченные невозможностью сгореть заживо. Нокс возражал против фонаря, но Кристофер не собирался вести дела в темноте.