Провал «миссии бин», или Записи капитана Вальтера - Владимир Иванович Партолин

— Ладно, скотина! На, иди, всади! — Лебедько присел под брюхо скульптуры, взял на спину и развернулся, призывно приподняв кобылий круп.

Но Донгуан оставался памятником.

— Теперь у него не стоит, — заметил скорбно Комиссаров.

— Неужели! — поразился прапорщик.

— Ефрейтор, оботри Заин зад — жеребец брезгует, — приказал Крашевский Селезню.

Ефрейтор снял с себя тельняшку, но труд его пропал даром: Донгуан на вихляние и подвскидывания кобыльей «мишени» не реагировал. Прапорщик, пятясь, упёр кобылий хвост жеребцу в храпаку. Но тот, закатив глаза в небо и роняя с губ пену, бездействовал — оставался стоять памятником.

— Ой, что с тобой, — позлорадствовал Лебедько.

— Селезень, друг, — подскочил и ухватил ефрейтора за плечи Комиссаров, — лезь под жеребца, помастурбируй. Пропадёт производитель. Я бы сам, но мне он не дастся. И Чона не допустит.

— Полоть на самых трудных участках — Селезень, уборка — Селезень, стирка — Селезень, посуду мыть — Селезень, полы драить — Селезень, на кладбище идти связь восстановить — Селезень, Заю промыть — Селезень, чуть что — Селезень! Теперь ещё и коню дрочить! Да я здесь загнусь, костьми лягу, но…

— Остынь, — перебил истопник, поднял и всучил ефрейтору тельняшку, брошенную им в сердцах оземь. — Есть у меня средство.

Полез в пенал на поясе, достал и развернул тряпицу…

Скоро группа из офицеров, прапорщика, разведчиков, истопника и жеребца на кобыле продолжила путь.

— Чонка, что за порошок у тебя такой? — спросил Лебедько китайца. — Да он у мёртвого подымет… Ни как доишься, сушишь! Ну, ты гигант. Жаль оскомина закончилась, ягоду тебе и Донгуану одним бы скармливали. Да вы на пару столько порошка произвели бы, бизнес открыли: импотентов в ЗемМарии хватает. И почему молчал? Ребятки наши — царство им небесное — столько семени перевели. Потолок в бараке, помнишь, по утрам весь в «соплях» был.

— А я знал? У Камсы спроси, он с потолка всё соскабливал, высушивал. Порошок заныкал. И Заю, думаешь, кто промыл? — огрызнулся китаец.

— Камса! Ну, ты жучара!

Процессия обошла башню и вышла на тропку, что вела в Мирное. Здесь свернула, миновали кладбищенские обелиски стороной и вышли к могиле Марго.

Что такое? Зачем?

Лебедько вылез из-под скульптуры, жеребец с кобылы не слез, продолжал «молотить».

Чон и лейтенанты у обелиска могилы Марго выкопали и вытащили хомут с упряжью и лопаты. Вытаскивали столбик, Силыч заметил, что нет на нём миски, но видимо посчитал ветром снесло.

Ямку углубили и опустили в неё карабин с упряжи, к чему-то там подцепили. Донгуан было заупрямился, уворачивался от ярма, пока китаец не дал ему слизнуть с тряпицы ещё порошка и не сказал что-то на ухо. Лебедько помог коню. Великан, пыхтя, и ломовой тяжеловес, похрапывая, сдвинули плиту накрывавшую саркофаг. В нём гроб каменный.

Сняли крышку. Труп плавал в чем-то жидком, маслянистом и прозрачном.

Половых органов на теле не наблюдалось, в промежности — татуировка. Занимала она и живот, бёдра, ягодицы. Изображены пираньи, пожиравшие пингвинов. Её, Марго, тело, убедился я. Как-то в ночь бдения с ней в интернете показала это тату, похвасталась. Только губы половые на месте тогда были, пол на мужской Марго сменила после уже развода с Салаватом. А сошлась с мужем, снова стала женщиной с намерением зачать и родить от супруга. Лицензию на ребёнка давали только при условии восстановления с ним брака. А получила от Салавата отказ, снова поменяла пол на мужской, а после и вовсе присоединилась к «протестантам», сотворив обряд «обреза члена с яйцами по корень».

Селезень, Комиссаров и Крашевский надели на руки медицинские перчатки и перевернули труп на живот. Подняли с затылка волосы. Не видел я, что делал Крашевский — он, склонившись, закрыл собой от меня голову покойницы.

Чем экзугуматоры были заняты, я не видел, но решил не менять положение дрона, ничего бы это не дало — все над трупом сгрудились плотной гурьбой, что там за головами и спинами увидишь.

— Ну что? — спросил Лебедько.

— Всё, закрываем гроб, зарываем саркофаг. Не Капитан бин Немо это, — заверил всех Селезень. — Действительно Политрук Кастрица, экс-президент и председатель колхоза. Товарищ прапорщик, впрягитесь с Донгуаном. Товарищи лейтенанты, подсобите коням. Чон, установи на место обелиск, разведчики, заметите следы.

Команды, раздаваемые Селезнем, вызвали у меня предположение, что определённо он был инициатором и руководителем эксгумации. Но зачем, откуда он, ефрейтор, мог знать о задаче найти и уничтожить Капитана бин Немо? Впрочем, Селезень — разведчик дядин, от него мог узнать.

Удивление и поиск ответа прервал собственный смех — глухой внутри шлема. Увлёкшись увиденным, я допустил оплошность: упустил момент, когда хихиканье сменилось смехом.

Повиснув на одной руке, отвернул забрало ФРКУ, высморкал в ладошку обе «свечи» и сунул их за пазуху зипуна во внутренний карман. А доставал из пенала свежие «макарики», зацепил неуклюже пальцами миску… выронил. Хорошо, ветром снесло — не упали на эксгуматоров. Сдерживая смех, я нашарил в кармане зипуна «свечи» и засунул их обратно в нос. Отдал команду дрону отлететь на два километра от водокачки, зарыться в сопку и самоликвидироваться, после набрал высоту и полетел от кладбища в сторону Мирного. Последнее, что видел и помнил: Кондратьев с задранной головой и ладонью козырьком у лба.

* * *

В себя пришёл я лежащим под простынёй укрывавшей до подбородка.

Узнал Балаяна и Евтушенко, сидели по сторонам на табуретах. Над спинкой кровати у ног нависала морда козла — с огромными рогами, с окладистой бородой и пышными патлами на щеках под ушами. Копытом он норовил стянуть с меня покрывало.

— Оставь! — прикрикнул на козла Евтушенко.

— Отойди, — потребовал Балаян, — дай человеку чистым воздухом дыхнуть.

— Посмотрите, Жан-Поль, какой прекрасный мех. Ни у одного, когда за жмыхом приходили, я такого не видел… Выбрит зачем-то на груди. Вы утверждаете, что это ваши спецназовские штучки? Для сохранения тепла под доспехами и для маскировки в джунглях? Под горилл, что ли… А мне сдаётся, приобретённое здесь на острове. Мутация. — Евтушенко поднял простыню выше. — Ха! И в причинном месте мех! А кольцо на члене и браслеты на руках и ногах, ошейник зачем?

— Звиняйте, секретность не снята.

Заметив, что я очнулся, Балаян прищурил глаз и скосил взгляд чуть в сторону. На жестах спецназовцев это означало: «Есть конфиденциальное, важное сообщение».

Я, чуть прищурив глаз, показал, что понял.

— Принесите горячего молока. — Евтушенко проверял пульс, придавив пальцами мне артерию на шее.

— Мигом, Тарасович Ольги, — встал с табурета Балаян.

Моя рука свесилась с края кровати и легла на что-то округлое, прохладное. ФРКУ, догадался я. Зипун