Не небом едины - Виктория Стальная

— Я ей непременно передам, как вы о ней почтенно отзываетесь. Лейла, действительно, умна и мудра, и достойна более высокой оценки своих профессиональных качеств. Но она у меня жутко скромная и честная, и сама противится подниматься по карьерной лестнице, используя наши с ней узы брака. И в другую какую-то компанию жена тоже на отрез отказывается устраиваться, чтобы добиться высот в карьере собственным трудом, ей, видите ли, нравится работать в «Платонов и партнёры», она тут со всеми сроднилась, прониклась к устоям компании.

— Мда… Вряд ли я сегодня сладко усну аки младенец. У меня теперь феерия мыслей в голове, праздничный, яркий салют, и одна мысль, вспыхивая, затмевает другую.

— Это же прекрасно — феерия мыслей! У вас свыше такая благая данность — способность мыслить. Помните, как говорил Рене Декарт?

— Я мыслю, следовательно, я существую, — вспомнила я мудрые слова французского философа.

— То-то и оно! — Степан поднял ликующе бокал, и я ответила ему тем же. — А съездим с вами на корпоративную вечеринку, отдохнём, расслабимся, и вы отпустите ситуацию, и жизнь ваша заиграет новыми красками.

— О нет! Только не ваша корпоративная вечеринка, заприте меня лучше здесь, — я мятежно замахала руками, протестуя.

— Нашей, ассистент Ильинская, нашей с вами вечеринки. И не мечтайте слиться с неё. Я обещал Платонову, что привезу вас в целости и сохранности.

Услышав про Волгина, который был и стал Платоновым, я поперхнулась виски и негодующе уставилась на Калинина.

— Что ему от меня надо в конце концов?

— Секретики-семицветики, — прошептал таинственно Степан, — поедете на бал, Золушка, и узнаете, что вам приготовил ваш озорной волшебник.

Глава 16

Корпоративная вечеринка была в самом разгаре, когда мы со Степаном зашли в фойе арендованного зала, услышав развесёлые крики, звон бокалов и зажигательную, праздничную музыку. В высоком, арочном проходе с лепниной и позолотой стояла Лейла, скрывая лицо под салатовой переливающейся маскарадной маской с серебристыми перьями, облачившись в фисташковое платье с корсетом, расшитым разноцветными камнями, и длинной струящейся юбкой, с укором поглядывая на нас и постукивая каблучками прозрачных лодочек.

— Наконец-то, — девушка взяла меня под локоть и повела в зал, обернувшись на мужа, — Калинин, почему так долго? Платонов велел без вас не начинать, а эти, — она указала на толпу полупьяных, развесёлых сотрудников, — уже надрались.

— Да пусть народ отдохнёт, погуляет от души. Чего тебе, жалко? — зычно хохотнул Степан, приобняв нас с Лейлой за плечи и подводя к одному из высоких фуршетных столиков, ломившемуся от изысканных яств.

— Калинин, любое наше праздное мероприятие всегда, слышишь? — не унималась Лейла, — Всегда начинается с вступительной речи руководства: твоей и Платона. А это что за попойка? — девушка брезгливо поморщилась.

— Лейлушка моя любимая, будь проще, и люди к тебе потянутся, — тщетно пытался успокоить Степан жену, посмеиваясь.

— Ты — слишком демократичный руководитель, бери пример с Платона, у него все по струнке ходят. Кстати, — девушка выудила что-то сверкающее из пакетика с логотипом «Платонов и партнёры» и протянула нам со Степаном, — сегодня прячем наши очаровательные личики под масками. Платонов что-то затеял.

— Что же ему спокойно то не живётся? Массовик-затейник неугомонный, — пробурчала я, надевая на себя бирюзовую ажурную маску со стразами.

— А чего мы не в духе, Марточка? Чем это вам не угодил наш великий и ужасный Платон Олегович? — заинтригованно посмотрела на меня Лейла и мимолетно подмигнула мужу.

— Эй, я всё вижу. Вы ему подыгрываете, да? Вы оба что-то знаете? Что этот плут задумал? Надеюсь, карета скорой помощи где-то поблизости наготове, потому что чую, меня хватит удар, от очередного фортеля вашего Платонова или Волгина, кто его разберёт. — проворчала я, завязывая атласные ленты маски сзади на волосах, и почувствовала чьи-то холодные пальцы на своих, замерев на мгновение. А, услышав, обволакивающий, низкий шёпот Плутония, вздрогнула, обернувшись на голос.

— Между прочим, я — не плут, а очаровательный Плутоний. Вам помочь? — спросил мой волшебник, и его каре-голубые глаза страстно блеснули, уводя меня в долину грёз…дальше и дальше от корпоративной вечеринки.

Маска упала с моего лица, и мы с Платоном одновременно наклонились, чтобы поднять её.

Наши взгляды встретились и…ослепительная вспышка озарила нас. Наши руки жадно, изучающе сплелись, вокруг моей маски. Мы завороженно смотрели друг на друга, находясь слишком близко…непозволительно близко для нас. Мир вокруг меня исчез, звуки стихли, свет погас, и мы с Платоном словно остались в зале одни. В чёрной бархатной маске мужчина выглядел опасно-притягательно, что-то в этой таинственности было запретное и вожделенное для меня…что-то, чего я давно не испытывала ни к одному мужчине. Не знаю, сколько бы продлилось наше сладостное оцепенение, если бы у меня внезапно не зазвонил мобильный. Мы с Волгиным тут же поднялись и отпрянули друг от друга, точно нас застали на месте преступления. Но мужчина остался стоять рядом со мной, наблюдая, как судорожно я отвечаю на звонок.

— Да, алло, слушаю вас, — выдала я глухо звонившему и заглянула в глаза Платону, не желая покидать наш с ним волшебный мир, скрытый от посторонних глаз.

— Марта, где тебя черти носят? Я под дверью сижу второй час. — голос почти бывшего мужа будто острым лезвием полоснул мою душу, я кожей ощутила парализующий холод, отошла от Платона и закрыла глаза, в секунду наполнившиеся саднящими слезами.

Наверное, я слишком нервно отреагировала на звонок Лёни. Но его претензионный тон, надменный голос меня резко вернули с небес на землю, вернули в наше с ним унылое прошлое, лишили радости от всего хорошего, что со мной произошло после его предательства и нашего расставания. Платон почувствовал моё напряжение и подошёл ко мне, притягивая моё лицо к себе, безмолвно заставляя открыть глаза и заплакать при нём.

— Что? — дав волю слезам, ответила я дёргано Леониду.

— Ты оглохла? Ааа, — протянул раздраженно бывший, — ты там веселишься? Музыка играет, я посмотрю. Отрываешься без меня по полной, почувствовала волю, — каждым словом Лёня добивал меня морально, к горлу подступила тошнота, грудь больно пекло. Взгляд же Платона становился более жёстким, холодным и подозрительным. Я крепко сжала рукой телефон, потому что рука отбивала дрожь, ещё не хватало уронить и разбить мобильный, а Платонов положил свою руку поверх моей, незримо успокаивая меня и забирая себе мои страхи и боль.

— Какая тебе разница, где я, с кем и как провожу своё время? Меня вот не волнует, что с тобой происходит. — придала я голосу твёрдости.

— Не смеши меня, Липатова. Никогда не поверю, что ты ко мне остыла, бегала же