Джокер - Феликс Разумовский

— Кто там?

— Обслуживание номеров, — бодро отозвались из-задвери. — Это ведь номер полулюкс госпожи Варенец?

«Госпожи Варенец?»

Двигаясь как во сне, Оксана отдала засов, отперла замок,скинула цепочку:

— Заходите. Какими судьбами?

— О! Воистину судьбами… — Бомж вошёл, слегкапоклонился, кинул взгляд по сторонам. — Книжечку-то мою дарёную, вижу, досих пор не покинули. В тумбочке справа на верхней полочке лежит… —Подмигнул, снял с плеча гигантскую — на авианосце палубу драить — швабру,заелозил по полу. — Не кочегары мы, не плотники, но сожалений горьких нет.А мы…

Он замолчал.

— И кто же вы? — тихо спросила Варенцова. КнигаКраева действительно лежала там, где сказал блаженный Никита. И дверца тумбочкибыла плотно закрыта. Воображение успело нарисовать Оксане вора-форточника снаклонностями бесплотного духа, потом секретную службу и крохотные камеры повсем углам, потом…

— А это, милейшая Оксана Викторовна, как посмотреть.Всё зависит от точки отсчёта. От системы координат. Для кого-то яангел-хранитель, для кого-то — ничтожный бомж, для кого-то — любящий супруг… Алично для вас, уважаемая, я исполнитель желаний. Тех самых, невысказанных, затаённых…

Оксана почему-то совершенно не удивилась. Просто отметилапро себя, что странноватые события последних дней, кажется, обретали логическоезавершение.

— Можно загадывать? — без малейшей издёвкиспросила она. — У вас как — три желания? Или?..

— Одно-единственное, — поднял палецблаженный. — И за плату. Котик у вас сильно смышлёный…

«Тишку тебе? А ху-ху не хо-хо?» — мысленно возмутиласьОксана

— …однажды вам монетку принёс.

— Монетку? — Варенцова пристально сощурилась нанеожиданного посетителя, будто впервые увидела. — Значит, любое?..

…Есть хорошая книжка польского писателя Сапковского,называется «Ведьмак». По этой книге сделали вроде бы неплохой фильм, и в нёместь такой эпизод. Ведьмак спасает от расправы маленького дракона, и тогдавзрослый дракон — очень могущественное существо — принимает человеческий облик,является к нему и в благодарность предлагает просить всё, что тот захочет.Ведьмак ничего не говорит, лишь молча смотрит на него, и человек-дракон спустянекоторое время тяжко вздыхает: «Я могу почти все. Но вот этого — прости, немогу…»

— Эх, Оксана Викторовна… — скорбно опустил глазаблаженный Никита. — Они слишком далеко… Не в моей компетенции. Желайтечего-нибудь пореальней, ну там, президента в мужья. Или гоните меня в шею, я необижусь…

— Тогда, — вытерла мокрые глаза Оксана, —сделай так, чтобы писатель Краев полностью выздоровел. Чтобы эта раковаяопухоль… без следа… и чтобы никогда больше…

— Тю, девка, ты чего? — Брови бомжа взлетели подкартуз. — У самой-то с головкой всё ли в порядке? Он те кто?.. Брат, сват?Вы ж с ним даже не целовались ни разу! И вообще, Краев твой — тот ещё элемент,с бонусом… слишком много знает… Нет, даже не проси, не буду, не стану. Другоежелание давай.

— Не будешь, так и не надо, колхоз — делодобровольное, — оскалила зубы Оксана. — Небось монетка не залежится.Не ты, мил человек, первый, не ты последний. Нынче исполнителей желаний куда ниплюнь…

И ткнула пальцем куда-то вверх. Правду люди говорят: хорошийблеф страшнее пистолета.

— Ну, ты это, желанная, того, не серчай, — пошёлна попятную Никита. — Ежели тебе так уж надо, мы это, мы того… сделаем.Поправим башку писателю твоему. Только денежки вперёд. Без предоплаты нынченикак…

— Легко. — Оксана вытащила монету, взвесила наруке, подкинула, отдала. И добавила без угрозы, просто констатируя факт: —Обманешь — найду.

— Тю, девка, да ты чё, у нас всё на доверии, —вроде бы обиделся блаженный. — Я же что, я себе разве враг? Об имидже своёмне думаю?.. Нет уж, что обещаю, то делаю…

Он бодро отсалютовал шваброй, подмигнул коту истремительно вывернулся в коридор. Такую грязь оставил на полу, любо-дорогопосмотреть…

Оксана задумчиво заперла железную дверь…

В ореоле мистики и чертовщины к ней в первый раз за многолет постучалась надежда.

Багровое солнце село, на Каир опустилась ночь. Воздух,нагретый за день, был полон запахов мускуса, бензина, кофе с кардамоном,жаркого дыхания пустыни. Отражались в нильских водах огни «Рамзеса» и«Семирамиды», оглушительно ревели автомобильные гудки, играла музыка встаринной кофейне «Фишани». Эта кофейня помнит ещё Наполеона Бонапарта, арасположена она на рынке Хан-аль-Халили, точный возраст которого не известенвообще никому.

В этот вечер беспечные каирцы гуляли с наследниками,общались с друзьями, ходили по магазинам, угощались голубями, фаршированнымикашей, покуривали шиши[24] — ну в общем-то невинно, набивая егосушеным яблоневым листом с медовыми добавками. Тонко беседовали, радовалисьжизни, пили чай каркаде, поминали Всевышнего — «иль хамдуль илла».[25]Как говорят совсем в другой части света: дай-то нам Боже, чтоб и дальше было такгоже.

И никто не обратил внимания на троих желтокожих, вышедших издверей фешенебельного «Найл Хилтон». То ли китайцы, то ли корейцы, кто ихразберёт. Один, что постарше, — с козлиной бородкой, остальные — гладковыбритые, зато с волосами до плеч. И все трое — в одинаковых мешковатых плащах.

Родня? Сослуживцы? Друзья?

Скорее всего, отец семейства и взрослые сыновья. Если так,то сыновья старику удались. Крепкие, широкоплечие, двигаются словно барсы.Спокойные, вежливые… и только в глубине глаз мерцают очень опасные искорки.Случись что — порвут. Не подведут любимого папашу…

Азиаты прошлись по набережной, вдохнули запахи ночной рекии, окончательно убедившись, что никому не интересны, остановили чёрно-белоекаирское такси. Хлопнули дверцы, тихо охнули сиденья…

Водитель, узнав маршрут, несколько удивился. А впрочем— ладно, за три стофунтовые[26] он отвезёт кого угодно хоть накрай света. Хотят эти неверные экзотики на ночь глядя — они её получат. В самомполном объёме.

Хрипло заревел мотор, щёлкнул крестовиной кардан.Старенький, видевший виды «Фиат» тронулся с места. Поехали — по сумасшедшимкаирским мостовым, в плотном, несмотря на ночное время, потоке, мимо прохожих,расцвеченных витрин, незапамятно древних фасадов…

Водитель мастерски вписывался в уличные турбулентности,пассажиры молчали, томик Корана, устроенный на торпеде, мерно елозил в тактдвижению. Из допотопной магнитолы нескончаемо струилась щемящая песня, и былоясно без перевода, что поют о любви: