Черный лед - Энн Стюарт

И вдруг он резко вышел из нее почти полностью, выпивая, точно мед, ее страдальческий вскрик.

— Кто ты? — прошептал он ей на ухо. — Что ты здесь делаешь?

Хлоя вцепилась в него, отчаянно пытаясь притянуть его обратно, но он был гораздо сильнее и держал ее крепко, придавив руками ее бедра к золоченой крышке комода.

— Кто ты? — вновь потребовал он ответа, и его голос был столь же ледяным, сколь обжигающим было его тело.

Ее глаза закатились, губы краснели, как мягкая рана.

— Хлоя… — задыхаясь, выговорила она.

Он вновь грубо, резко вошел в нее и тут же отстранился, прежде чем она попыталась его задержать. Она опять закричала, но он был беспощаден.

— Твоя одежда тебе не принадлежит, — прошептал он, а телевизор на заднем плане вскрикивал и стонал все сильнее, подстегивая его и без того жестокое возбуждение, — ты знаешь много языков, а притворяешься, что не знаешь. Ты здесь не случайно, и работа переводчика ни при чем. Ты должна кого-то убить?

— Пожалуйста! — взмолилась она.

И он сделал несколько сильных толчков, ощущая, как трепещет ее тело на самом краю, готовое взорваться, но она была беспомощна, и это он сделал ее такой, он должен был сделать ее такой.

— Чего ты хочешь, Хлоя? — прошептал он, зная, что сейчас получит от нее последний и окончательный ответ.

Ее глаза наполняли слезы, ее колотила дрожь.

— Тебя, — сказала она. И он поверил ей.

И перестал думать. Он снял ее со стола, позволил обхватить ногами его бедра и вошел в самую глубь ее естества, и оргазм сотряс ее так мощно, что она закричала, перекрыв доносящиеся из телевизора вопли, и это был мучительный крик беспомощного наслаждения.

Бастьен не был готов — его утомила эта игра. Он стал двигаться медленно, размеренно, прислонив Хлою спиной к зеркальной стене, придерживая ее бедра, он брал ее медленно, сладко, пока не почувствовал, как его поднимает волна, и тогда он излился в нее, освобождаясь, затопляя ее горячую трепещущую плоть, ее мягкое, сладкое лоно.

Он подождал, пока не выровнялось его дыхание, подождал, пока с финальной судорогой не покинула его тело последняя капля, а затем вышел из нее и поддерживал ее обмякшее тело, пока ноги ее не окрепли. Он задержал ее еще на мгновение и увидел в зеркальной стене свое лицо, мрачное, безжалостное. Он выглядел как подлец, он и был подлецом и ничего не мог с этим поделать. Он давно принял это как должное.

Бастьен отошел от нее, застегивая одежду. Она смотрела на него как на кошмарный призрак, а ему хотелось обнять ее, утешить. Она выглядела такой опустошенной. Что бы она ни говорила о своей искушенности, ей явно впервые пришлось пройти через то, через что она сейчас прошла, и вид у нее был потерянный, сломленный.

Но он не мог себе позволить никаких утешений. Бастьен прикрыл глаза и наклонился над ней, ощупью заворачивая ее в платье и завязывая его на талии. Он не мог больше укрывать ее от камер, но мог затруднить им задачу.

Когда логически выверенные ответы исключены, вам не остается ничего, кроме как поверить в невероятное. Хлоя Андервуд была именно тем, кем себя называла. Невинная овечка, попавшая в водоворот более мощный, чем даже могла представить. И как ни странно, именно так называемый «хороший парень» причинил ей наибольший вред. До этой минуты.

Он должен сам завершить начатое, не давая Хакиму повода для подозрений. Ему нужно вернуться к тому компьютеру, стереть следы, которые оставила маленькая мисс Любопытный Носик, а потом убедить остальных, что им нечего ее бояться.

Но сначала он должен закончить здесь. Он поцеловал ее в губы, легко, бережно, и пробормотал:

— Дорогая, это было прекрасно. Жаль, что больше ни на что нет времени.

Хлоя застыла на мгновение, уставившись на него. Затем размахнулась и ударила его по щеке, собрав всю силу измученного тела, так, что голова его слегка мотнулась.

Жалость не имела смысла, угрызения совести не существовали в природе, а тело его до сих пор гудело от удовлетворения. Он ответил ей кривой усмешкой, подобрал сброшенный пиджак и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Хлоя привалилась к стене. Ослабевшие ноги ее не держали, и она потихоньку сползла вниз, на драгоценный наборный паркет. Ее начинало трясти — сначала не сильно, это была лишь слабая вибрация, но она росла, пока не превратилась в неконтролируемую судорожную дрожь. Она поплотнее обхватила себя руками, но никак не могла согреться. Глаза она зажмурила, но телевизор все еще издавал отрывистые стоны, добавляя ей смятения, и она открыла их вновь. В маленькой прихожей на полу лежали разорванные кружевные трусики, а над ними возвышался старинный комод, который, должно быть, ни разу не использовали таким образом за всю его долгую аристократическую жизнь. Впрочем, это ведь Франция…

Ее затошнило. Причина была ясна — она испугана, ей плохо от того, что произошло, и до сих пор не поняла, почему так могло случиться.

Она не сказала «нет». Никуда не деться от очевидной истины: она не сказала ему «нет». Как бы он отнесся к этому ответу — сейчас было не важно. Важно то, что она позволила ему сделать это с собой.

И самым ужасным, самым отвратительным было то, что ей понравилось.

Нет, не так. «Нравиться» — не то слово, которое можно было употребить. Когда ее запугивают, подавляют ее волю, причиняют ей мучения и пользуются ею — это не может нравиться.

Но он, несмотря на это все, сумел довести ее до оргазма. Или, что больше всего ее пугало, благодаря этому всему?

Нет. У нее не было тайного желания, чтоб ее измучили, унизили, смяли и отбросили. В ее прошлом нет темных теней, нет извращенной ненависти к самой себе, жаждущей жестокости и наказаний.

Но почему тогда она ему позволила? Почему ее разум не остановил ее, когда она поцеловала его сама? Почему она прильнула к нему, зная, кто он и что он? Почему она испытала оргазм?

Она могла сказать себе, что это всего лишь биология. Ее родственники, если бы она была настолько сумасшедшей, что рассказала им, объяснили бы ей, что это нормальная физиологическая реакция. Нечего стыдиться, нечего ужасаться, не из-за чего страдать.

Беда была в другом. Глубоко внутри себя она знала, что именно вызывало и стыд, и ужас, что причиняло ей страдания. Не то, что она испытала самый сильный оргазм в своей жизни, да еще в ситуации, в которой не было ни капли любви.

А то, что ей хотелось это повторить.

Бастьен вернулся к компьютеру и просматривал историю запросов, торопливо нажимая клавиши. Он всегда отличался замечательной способностью раскладывать по отдельным полкам свои мысли, свою жизнь, свои чувства. Это началось еще с тех пор, когда его, маленького ребенка, таскала за собой его мать, разъезжавшая по всему свету, и он был для нее лишним бременем.