Избави нас от зла - Том Холланд

седле и шепнул в ухо коню несколько успокаивающих слов, затем потрепал его по шее и посмотрел на восток, где первые холодные лучи солнца пробивались из-за возвышавшегося вдали Кольца Клирбюри. Легкий туман в долине у его подножия окрасился багрянцем, и на какое-то мгновение весь Солсбери словно исчез в нем, сохранив только шпиль собора, который вздымался подобно мачте корабля над обрушившимся на него каскадом водяных брызг. Но туман над долиной быстро стал рассеиваться, и, несмотря на февральский холод, капитан Фокс ощутил тепло осветившего лицо солнца. Он оглядел крепостные валы Олд-Сарума, где расположились его люди. Капитан надеялся, что все они готовы. Рассвет дня Сретения наступил.

Он повернулся к сержанту Иверарду и приказал:

— Возьмите людей и отправляйтесь в первый дозор. Вокруг холма, но не слишком далеко от него.

Сержант кивнул, пришпорил лошадь и помчался вниз по склону вала. Вскоре он уже был по другую сторону рва; его сопровождали трое рядовых.

Капитан Фокс долго провожал его взглядом, потом повернулся к сэру Генри, который уже около часа молча сидел рядом с ним в седле своей лошади:

— Я намерен проверить позиции остальных людей. Вам придется сопровождать меня.

Сэр Генри отрицательно покачал головой.

— Вы — капитан. Не хочу быть помехой.

— Но под угрозой именно вы. Мне бы не хотелось оставлять вас одного.

Сэр Генри махнул рукой в сторону солдата, который занимал позицию на валу.

— Я останусь с ним.

— Если вы настаиваете…

— Мне приходилось встречаться с опасностью. Вам нет нужды беспокоиться, Джон. Со мной все будет в порядке.

— Я не стал бы уверять вас вчера в существовании опасности, не будь у меня на то веских причин.

Сэр Генри улыбнулся.

— Я буду осторожен.

Капитан Фокс коротко кивнул, тронул поводья и спустился по склону крепостного вала внутрь древнего города, где вскоре затерялся среди тисовых деревьев и поросших травой бесформенных курганов.

Роберт был один в комнате наверху. Он сидел, закутавшись в плащ, и листал книгу. Ему очень не хотелось быть застигнутым за ее чтением. Вряд ли его родители даже слышали об Овидии — отец отдал ему этот томик вместе с остальными книгами домашнего учителя, просто выполняя волю усопшего. Но сейчас Роберт беспокоился, потому что они с матерью были в доме Воэнов, и его могла застать за этим занятием леди Воэн, которая понимала латынь и знала, какого сорта стихи писал Овидий. Она, несомненно, поразится, возможно, даже обмолвится об этом его матери, пусть хотя бы в шутку.

При одной этой мысли Роберта бросило в краску, и он сделал непроизвольное движение поскорее спрятать книгу. Но со стороны лестницы не было слышно звука шагов. Посидев несколько минут в полной тишине, он снова раскрыл томик стихов. Два месяца назад, даже если бы она попала ему в руки, он вряд ли стал бы читать стихи — во всяком случае, до смерти Ханны совершенно точно не стал бы. Но с той поры очень многое изменилось. И все, чему Роберт был обучен и во что свято верил: божественность мира, торжество праведности над грехом, — стало казаться ему все более и более неопределенным. Хотя он по-прежнему обращался к Священному Писанию, чтобы найти для себя мир среди ужасов жизни, мальчик непрестанно задавался вопросом, не могла ли лежать в основе всей этой науки любовь его родителей, а не любовь к Господу, какой бы она ни была. В чтении Овидия он явно не находил умиротворения — как раз наоборот, потому что эта поэзия казалась Роберту не чем иным, как рассказами о богохульствах и преступлениях такого рода, о каких прежде ему не приходилось слышать, но без которых, как он теперь, после смерти Ханны, подозревал, невозможна сама жизнь. Томление страстей, необыкновенные превращения, непристойные желания и ужасы любви — все это было в стихах Овидия и казалось изумленному разуму Роберта блистательным предвестием того, что означает жить, перестав быть ребенком. К его ощущению страха примешивалось еще и удовольствие преступного соучастия: теперь он знал такие вещи, которых совсем недавно просто не понимал. Он, например, узнал, через что должна была пройти Ханна, прежде чем понести дитя; знал он теперь, и почему ему так приятно целовать Эмили.

Роберт перестал читать и на несколько минут уставился в пространство невидящим взглядом, потом, словно внезапно очнувшись от транса, вздрогнул. Он попытался вспомнить, о чем задумался, и смущенно улыбнулся, осознав, что на уме у него была Эмили и что он ощущал прикосновение ее губ к своим. Мальчик тут же захлопнул книгу, вскочил на ноги и поспешил спуститься вниз. Он знал, что она в доме. Со вчерашнего дня, когда его и мать привели к Воэнам, всем строго-настрого запретили выходить из дома, а для большей убедительности поставили по милиционеру у каждой двери. Роберт по-прежнему недоумевал, что же мог узнать его отец, если это заставило его настоять на подобных предосторожностях; однако у него не было ни малейшего сомнения в их обоснованности. Внезапно он осознал, что отцовское предупреждение об опасности не просто предлог, под которым ему и матери велено оставаться в доме Воэнов, а какая-то действительно ужасная и реальная угроза. Он сразу же упрекнул себя за беспечность. Опасность может угрожать Эмили; возможно, именно она и нуждается больше всех в защите. А чем занимался он? Читал книгу.

Роберт нашел девочку в коридоре, возле двери в общую гостиную. Она оглянулась. Ее лицо было напряженным от сосредоточенного внимания. Эмили жестом велела мальчику молчать и снова приложила ухо к двери.

— Ну вот, теперь там тихо, — пожаловалась она, — ничего не слышно.

— В этом моя оплошность? — спросил Роберт.

— Как и во всем остальном.

Он обнял ее обеими руками. Она позволила мальчику поцеловать себя, потом отстранилась от него и спросила:

— Ты опять читал ту книгу?

— Для этого не нужна никакая книга, Эмили.

— В самом деле?

— Меня учит любить тебя не поэзия, а сама Природа.

— Мы учимся у нее очень быстро, верно?

— Так и должно быть.

— Почему?

— Нам недолго уже оставаться детьми. Вскоре мы должны пожениться.

— Ты еще даже не спрашивал меня, соглашусь ли я быть твоей женой.

— Я спрашиваю сейчас.

Эмили улыбнулась и не отстранилась от его нового поцелуя.

— И все же… — едва слышно заговорила вдруг девочка.

Роберт почувствовал, как она напряглась в его объятиях, а в поднятом на него взгляде он прочитал предчувствие чего-то очень дурного.

— Что, если мы не поженимся никогда?

— Что заставило тебя усомниться в этом?

— То, что я слышала, — ответила она и показала на дверь в общую