Икона, или Острова смерти - Гэри Ван Хаас

Линда тактично улыбнулась. Я продолжал:

— Я попался на глаза святому отцу. Он схватил меня за шиворот и безжалостно отстегал тростью по заднице. Наверное, мне следовало понять, что здесь что-то не так, но тогда я был слишком мал, чтобы разобраться… Вспомните, как церковь обошлась с мирными катарами в 1209 году. Папа Иннокентий Третий полностью уничтожил их в Лангедоке, объявив Крестовый поход против альбигойцев, и все потому, что они отказались ему служить. Тамплиеры, которые сражались во славу церкви в Святой земле, тоже были уничтожены! — Я сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и осознал, что говорю слишком долго. — Больше никогда не начинайте этот разговор, — попросил я.

Линда попыталась меня успокоить, а может быть, и в самом деле согласилась с моими выводами.

— Жестокость всегда была орудием религии, — произнесла она. — Наверное, такова человеческая природа.

— Не согласен. Я полагаю, что человек волен восстать против любой секты или религии, которая требует от него слепой веры. Догматическая религия разъединяет людей, делает их врагами… Теперь вы знаете, отчего я покинул лоно церкви.

Видимо, я слишком долго сдерживался и теперь был рад выговориться.

— Иисус никогда не учил: «Ступайте и учредите церковь». Это сделал святой Матфей, который, как всякий сборщик налогов, тяготел к организации.

Линда, казалось, была удивлена:

— Похоже, пасторский воротничок здорово натирал вам шею.

— Представьте себе. Я проповедовал эту белиберду два года. Мой отец был католическим священником, и меня заставили следовать по его стопам. Но у меня не хватало веры. Сначала ты задумываешься: кто были Христовы апостолы? Нам известно лишь то, что сказано в Писаниях. Потом задаешься следующим вопросом: кто такой Бог? Что такое Бог? Всякий разумный и рассудительный человек смотрит по сторонам и говорит: «Это странно». На иврите Бога называют Иегова. Мусульмане говорят «Аллах». А у индусов есть тысяча имен, включая Кришну.

— Хорошо, — согласилась Линда, — но что вы имеете в виду?

Я заговорил медленно, для большего эффекта:

— Все религии говорят об одном и том же, все люди поклоняются единому божеству. Но они разобщены самовлюбленными и властными личностями — так называемыми служителями церкви. Я их терпеть не могу.

— Понимаю, — отозвалась Линда и добавила: — Вера не принесла Джону ничего хорошего. И вдобавок, судя по всему, повредила ему как мужчине.

Возможно, она подталкивала меня в определенном направлении. Я проглотил наживку.

— Его связи с Фредериксом и Брайаном… Вы полагаете, что Джон был…

— Гомосексуалистом? — Линда покачала головой. — Вряд ли. Хотя, наверное, ничего нельзя исключать. Однажды он попытался со мной переспать, но так и не сумел довести дело до конца.

Ее голос зазвучал резко. Я решил, что пора сменить тему:

— Что вы знаете о человеке по фамилии Майснер?

Я увидел, как Линда бледнеет, как будто я сунул ей в руки бомбу с зажженным фитилем. Она нервно затянулась сигаретой, а потом нетерпеливо бросила окурок в песок.

— Майснер? Это не тот тип, который дал Джону какое-то поручение прошлым летом?

Я умел прятаться за маской ничуть не хуже, чем она. У меня не было никакого желания делиться с ней информацией о Майснере или рассказывать о своем визите к нему.

— Да. Что еще вы о нем знаете?

Ее взгляд стал тусклым и холодным. Линда говорила медленно, осторожно подбирая каждое слово:

— Видимо, он крупный коллекционер. Время от времени наведывается сюда на шикарной яхте. Работает по большей части на себя. Вот и все, что мне известно. — Она встала, откинула волосы с обнаженных плеч на спину и взяла сумочку. — Спасибо за помощь, Гарт. Скажите Юджину, что мы с ним квиты.

Я смотрел, как она выходит из бара. Этот внезапный уход и смена настроения удивили меня, но, возможно, таков был ее стиль. Линда, видимо, принадлежит к еще одной разновидности одиночек. Такие люди, как правило, не склонны к романам, а меня трудно назвать человеком, который вправе кого-либо за это судить.

Рано утром, когда на небе еще светили мерцающие звезды, старый каик медленно и тихо вышел из гавани Миконоса. Дул легкий ветерок, так что мы подняли паруса и понеслись в открытое море. Острова Делос и Рения казались черными полосками на фоне неба. Рассвет только-только озарил горизонт, и первые розовые лучи восходящего солнца окрасили края облаков. Казалось, в море мы одни. Но ненадолго — вскоре мы заметили первые рыбачьи лодки, вышедшие на утреннюю ловлю. А перед нами маячили суровые гранитные утесы Делоса.

Делос, по легенде, — место, где родился Аполлон, сын Зевса. Древние микенцы были первыми, кто сделал из острова место поклонения, но процветание Делоса началось в 1100 году до нашей эры, когда сюда пришли ионийцы. В борьбе за духовную и политическую власть различные ионийские племена начали состязаться, строя причудливые храмы Аполлону и другим богам. За счет их пожертвований обогатились Афины, а в 425 году до Рождества Христова после особого указа было проведено ритуальное очищение острова — с него удалили все могилы, и отныне на Делосе никому не позволялось ни рождаться, ни умирать.

Историки также говорят, что, по мере того как на востоке Средиземноморья росла численность населения, развивалась торговля, в конце четвертого века до нашей эры Филипп Македонский захватил Делос и превратил географически очень выгодно расположенный остров в крупный коммерческий центр. Потом появились римляне, и во времена их владычества население острова все увеличивалось, пока наконец Делос не пришел в упадок, а его источники и Священное озеро не стали пристанищем москитов.

Две основные достопримечательности — это святилище Аполлона, которое объединяет храмы, посвященные богу Солнца, и всемирно известная Терраса львов. Эти гордые животные (чья функция, судя по всему, — защищать священный остров), а также целая аллея огромных эрегированных фаллосов были в седьмом веке высечены из мрамора, принесенного в дар жителями близлежащего Наксоса.

Как бы то ни было, фаллосы казались особенно уместными, если вспомнить о разгульном и гедонистическом образе жизни, принятом на соседнем Миконосе.

Димитри направил каик точно на запад к спасительному мысу Рении, в узкий пролив, отделявший его от Делоса. Скалистые береговые линии двух островов уже были отчетливо видны, тени из черных превратились в фиолетовые, озаренные нежным отблеском рассвета. Море здесь было мелким и небесно-голубым. Мы находились неподалеку от древней делосской гавани. Отдельные портики и колонны святилища были уже хорошо различимы. Тусклый свет окружал все постройки мистическим сияющим ореолом.

Мы притихли, боясь, что наши голоса могут перенестись через узкий пролив и потревожить охрану, спустили паруса и бросили якорь. Надевая гидрокостюм и акваланг, я ощутил прилив возбуждения. То самое чувство, которое охватило меня на входе в Тиносскую церковь. Делос был священным островом Аполлона, от него исходила какая-то сверхъестественная аура — невидимая энергия божественного присутствия.