Горячий снег - Юрий Бондарев

– Прошу вас здесь…

Бессонов сел, а лысый усталый человек в штатском - этоименно он звонил в академию - улыбнулся ему и с привычной вежливостью легонькопритронулся кончиками желтых пальцев к его палочке.

– Разрешите, Петр Александрович, я поставлю ее в угол.Так вам будет удобней.

Он аккуратно отнес палочку Бессонова, потихоньку поставил еев углу за столом и так же бесшумно сел к своим бумагам и телефонам.

Было тихо, пахло чуть-чуть деревом, теплыми батареями.Дневной шум осенней, но уже заснеженной Москвы не проникал сюда даже легкимшорохом сквозь древнюю толщу каменных стен; не слышно было ни человеческихголосов, ни шагов в коридоре.

В приемной тоже ни звука, ни движения, ни скрипа стульев;молчал за столом человек в штатском; молчали два незнакомых генерала. Молчал иБессонов, все более испытывая странное, властно подчиняющее его ощущениесобственной растворенности в непроницаемой тишине, своей неподготовленности кразговору при мысли, что где-то рядом, за стеной, может быть Сталин, что сейчасраскроется дверь и сюда, в приемную, войдет тот, чей облик врезался в сознаниепрочнее, неизгладимее лиц покойных отца и матери. Наверно, то же самоеиспытывали и незнакомые генералы, и усталый человек за столом.

Все говорило здесь о каждодневном присутствии человека,вершащего судьбами войны и судьбами миллионов людей, готовых с убежденностьюумереть за него; готовых голодать, страдать, терпеть; готовых смеяться отсчастья и кричать в неудержимом восторге узнавания при слабой его улыбке, прислабом взмахе его руки на трибуне. Напряженность ожидания, испытываемаяБессоновым, ощущалась так еще и потому, что имя Сталина, привычное, твердое извучное, уже как бы не принадлежало одному человеку; вместе с тем это имя былосвязано с одним-единственным человеком, способным делать то, что было всеобщим,что было надеждой всех.

В приемной никто не решался заговорить: звук нормальногочеловеческого голоса, казалось, мог привести ожидающих в иное состояние,которое разрушило бы что-то священное. Грузный, пожилой генерал-полковник,расставив толстые колени, тихонько меняя положение тела, вдруг скрипнулсапогами под стулом и, вроде бы испуганный этим звуком, багровея, покосился насоседа - молодого, подтянутого артиллерийского генерал-лейтенанта. Сплошьувешанный орденами, начищенный, без единой морщинки на выглаженном кителе, тотсидел, выпрямив грудь, уставясь на маленького человека в штатском, листающегобумаги за столом.

Было 14 часов 10 минут, когда усталый лысый человек вштатском по одному ему известным признакам определил присутствие рядом Сталина.

Неслышным движением он встал, без вызова направился вкабинет и, вернувшись, оставил дверь приоткрытой, вымолвил:

– Пожалуйста, товарищ Бессонов.

Стараясь не хромать, Бессонов вошел.

В первое мгновение он не увидел подробно этот просторный,как зал, кабинет с портретами Суворова и Кутузова на стенах, с длинным столомдля заседаний, официально зеленеющим полосой сукна, с топографической картой наогромном другом столе, с телефонными аппаратами и шнуром, кольцами свернутым наковровой дорожке. В тот момент Бессонов, весь напряженно собранный, виделтолько самого Сталина - маленького роста, с первого взгляда не похожий на своипортреты, он шел навстречу ему чуть развалистой, мягкой походкой в мягких, безскрипа сапогах; на нем был армейского образца китель, покато облегавший наконус срезанные плечи. Его толстые усы, густые брови еле уловимо отливалисединой, узкие, желтоватые глаза смотрели спокойно, и Бессонов подумал: "Очем он спросит сейчас?"

Без рукопожатия поздоровавшись, не пригласив Бессоновасесть, не садясь сам, Сталин размеренно заходил по ковровой дорожке около столас картой, держа перед животом левую, будто не полностью разгибающуюся руку.

После довольно продолжительного молчания, пройдя кписьменному столу в конце кабинета и задержавшись там, спиной к Бессонову,спросил с неопределенной интонацией:

– Что вы думаете о последних событиях, товарищБессонов?

Не совсем поняв вопрос, Бессонов хотел уточнить: "Окаких именно событиях, товарищ Сталин?" - но ответил через силу сдержаннымголосом:

– Если говорить о последних событиях под Сталинградом,товарищ Сталин, то они могут положить начало большому наступлению и, как мнекажется, новому периоду войны, если мы не позволим немцам разомкнуть внутреннийи внешний фронт кольца…

– Кажется или убеждены, товарищ Бессонов?

– Убежден, товарищ Сталин. Думаю, многое будет зависетьот того, насколько последовательно мы сумеем расчленить и уничтожить противникав окружении.

Бессонов замолчал, ему показалось: неширокая, округлая спинаСталина пошевелилась, как бы останавливая его и соглашаясь с ним.

Было прохладно в кабинете и тихо. Сталин взял трубку изпепельницы, повернулся от письменного стола, зажег спичку, раскуривая трубку,и, цепко глядя поверх огня спички на Бессонова, проговорил настойчиво, словноне расслышал его ответа:

– Если мы вас назначим командовать армией подСталинградом, возражений с вашей стороны не будет, товарищ Бессонов? Мы хорошознаем о действиях вашего корпуса под Москвой и посоветовались с Рокоссовским…

"Значит, слухи о моем назначении верны. Ответить, что ятак или иначе не совсем понимаю причину моего назначения, или ответить, что этоназначение для меня неожиданно, - глуповатая искренность. Что ж, значит, моюкандидатуру выдвинул Рокоссовский. Не думал, что будет именно так".

– Товарищ Сталин, я солдат, и назначение на любой постдля меня - приказ.

– Вы, полагаю, подлечились в госпитале, и пора воевать,товарищ Бессонов. По-моему, здесь тоже возражений нет, - Сталин вяло помахалрукой, гася спичку - Подойдите к карте.

Бессонов без палочки преодолел, как препятствие, короткоерасстояние до стола. Теперь он стоял так близко к Сталину, что чувствовалсладковатый, табачно-пряный запах его одежды, а сбоку видел широкую, пробитуюсединой бровь, серую, шершавую кожу щеки, тронутую выемками оспинок; и когдаСталин, помолчав над картой, медленно поднял желтоватые глаза, в них былкакой-то размягченный блеск внутренней довольной усмешки.

– Не возражаю против ваших рассуждений, товарищБессонов, - тихо заговорил Сталин. - Под Москвой, как известно, мы тоже думалиоб окружении противника. Но не хватило сил. И в том числе вашему корпусу. Канныснятся каждому генералу, товарищ Бессонов. Но мы, коммунисты, верим в объективныеобстоятельства. Гитлеру, как говорят, не хватило под Москвой какой-нибудь однойсвежей танковой дивизии и длинного лета. Некоторые утверждают: появилась некаязакономерность - они наступают летом, мы их бьем зимой. Нет, в войне не можетбыть такой закономерности. Старые песни… Так Канны, говорите, товарищ Бессонов?- повторил Сталин, хотя Бессонов не употребил этого слова, и пососал трубку,она погасла; он, однако, не стал зажигать ее, кончиком трубки плавно обвел надкартой район Сталинграда. - Здесь гитлеровские разбойники оказались в котле - иэто первые наши Канны, товарищ Бессонов. Согласны?