Топор гуманиста - Александр Тюрин

Но неожиданно трейлер прекратил свои вредительские передачи и двинул за город.

Местность была довольно открытой и по шоссе катилось самую малость машин. Нарастали наши шансы засветиться. И похоже это, как ни юли, все же случилось. Впереди был перекресток, а деревья уже вплотную обступили дорожное полотно. И хотя со светофорными огнями все было в порядке, на перекресток с поперечной полосы внезапно выпрыгнул бензовоз. Сообразительная Бекки и тормознула и развернулась, отчего ее "шевроле" чуть не лег набок. Все-таки вернулся бы он на все четыре колеса, если в приподнявшееся днище не долбанул другой автомобиль, ехавший сзади. Тут мы и перевернулись. Такое короткое слово, а столько в него вместилось. Удары, сотрясения, потрясения, выделения гормонов, в страдающем организме все жидкости и вещества подвергаются инерционным перегрузкам, нервные волокна несут отовсюду болевые сигналы. Если где-то небе хранятся слова, то слово "перевернуться" имеет там большой объем и вес.

Когда мы с Бекки стали выползать из автомашины, то встретили нас стволы. Прямо в мой рот уткнулось дуло сорок пятого калибра.

На меня пялился своими оловянными глазами чухонец Пека.

– Не дергайся, парень, а то скушаешь металл.

– Не сомневайтесь во мне, ребята. Я действительно не люблю кушать металлы. И поаккуратнее с дамой, это вам не Оксана.

Тут мне стали вязать руки – легкий трос, умелые морские узлы, в общем работа специалиста. Я успел заметить, что мисс Ребекке Коэн сделали тоже самое. Не хотелось бы, чтобы ее трахнули. Тогда Блэйр съест меня с говном, да и вообще неудобно, как будто я ее втравил в эту историю. Потом наблюдать стало нечего, потому что на глаза и рот легла клейкая материя. Впрочем, можно было следить за перемещениями собственного тела в пространстве с помощью вестибулярного аппарата и верхнего слоя кожи. Меня сунули в какой-то автомобиль, а потом перетащили в другой. По скрипу дверок и звуку мотора я догадался, что это фургон или небольшой автобус.

Первое, что я узрел воочию после периода затемнения – это обстановка лечебного учреждения. То есть, натюрморт состоял из непорочной белизны стен и потолков. Устройство койки и легкий запах лекарств также наводили на мысль, что я нахожусь в одноместной больничной палате. Однако решетка на окне и ничем не прикрытый унитаз в углу намекали на то, что это – камера заключения. Дверь тоже была заперта. Я быстро вспомнил, где естественным образом сочетаются больничная палата и камера заключения. В психушке. Я, похоже, радуюсь жизни в том самом месте, в коем заправляет Анти-Айболит, "добрый" доктор Деларю. Теперь в его коллекции и муж и жена Шигимонт-Микитовы.

Можно было еще поразглядывать другие малоприятные детали камеры-палаты – металлические плафоны, тумбочку, обитую поролоном, и табуретку, прикованную цепями к полу. А вообще-то делать в этом совмещенном спально-санитарном узле было нечего. Попались мы с Бекки и всё тут – как куры в ощип. А ведь можно было уже сворачивать операцию и предоставлять информацию правоохранительным органам. Но мисс Коэн все боялась опростоволоситься перед строгим Блэйром. Бюрократы проклятые. Все им доказательства подавай. А еще недавно фэбээровцы не знали, то ли сажать меня за преступления против этнических меньшинств, то ли заниматься этими подлюками из MCS, которые хотят и бабки огрести, и побольше людей захомутать.

Я еще довольно вяло и вполголоса поругал этих подлюк, а потом дверь открылась и зашел доктор Деларю в сопровождении бугая-санитара.

– А я все слышал по долгу службы, так сказать. И ваши упреки во многом справедливы.

– Вы понимаете русский? Может, еще ботаете по фене?

– Изучал в свое время русский…

Загадочную фразу отпустил Деларю, не из этих ли он "врачей без границ", которые нам в Афгане пакостили.

– Так вот, я думаю,– продолжил медработник,– что надо было пораньше приступить к тесной работе с вами. Вы – наш человек.

Ну, пошла накачка. Надо как-то парировать:

– А тогда вы, доктор Деларю,– мой человек. Все мое – ваше и все ваше, коего намного больше,– надо полагать, мое. Я догадываюсь, доктор, что вы сотрудничаете с MCS, что соучаствуете в изготовлении этих компьютеризованных олухов – сектантов. Заранее скажу, что я не возражаю. Соучаствуйте на здоровье, только отвалите от меня и моих близких, уплатив компенсацию за моральный и материальный ущерб.

Доктор согласно совету какого-нибудь Карнеги втянул воздух носом и сплел руки.

– Ник, всё-таки вы настроены против, особенно после того, что произошло с вашей супругой.

– А вы хотели бы, чтобы я был настроен "за". Чтобы с улыбкой на устах варился в супе. И где Рита, черт подери?

– В безопасном месте. Возможно даже в клинике. Я хочу успокоить – она не подвергалась сексуальному насилию.

– Ага, значит, она занималась этим делом по собственной воле. Ведь ее волей владели вы. Хрен у вас выйдет то же самое со мной.

– Наоборот она полностью овладела своей волей. Она знает, к чему стремиться. А вот вы еще живете с шорами, которые пропускают в ваши глаза лишь узкую полоску света. И при такой подслеповатости вы еще несетесь во весь опор как бульдозер.

– Если я бульдозер, то вы танк.

– И я тоже подслеповат,– охотно согласился доктор.– В меньшей степени, но то же. Позвольте пару фраз из теории.

– Хорошо, только я в теории не силен, заранее говорю. Я ведь не Гарвардский университет кончал, а холодильный институт.

– Суть в том, что человек, увы и ах, остается без большого количества информации, каковую мог бы получить. Остальное отбрасывает его эмоциональный фильтр без всякого участия логики; он сразу определяет, что хорошее, приятное и что плохое, неприятное.

– Стоп. Откуда вообще взялся этот эмоциональный фильтр?

– Из веры, из суеверий.

– Хорошо, согласен. Но разве этот замечательный фильтр помогает нам строить и жить?

– Еще как. Он дает устойчивость вашему организму. Например, если проработав двадцать лет палачем, вы имеете хороший сон, то лишь благодаря такому фильтру. Благодаря ему человек ощущает себя не только правильным, но еще и значительным, приобщенным к большому долговечному и хорошему делу.

– Похоже, такого фильтра у меня нет. Я ощущаю себя просто микробом со жгутиками вместо рук и ног.

– Не лукавьте, Шигимонт-Микитов. Вы втайне считаете себя очень крутым.

– Пожалуй, да. Вы очень проницательны, доктор.

– Фильтр способен даже изменить восприятие внешнего мира, зрительную, слуховую, осязательную и зрительные картины. Фактически характер фильтра предпределяет судьбу человека.

– Толково, приятно слушать. Вы, наверное, как доктор, уже сообразили, что там надо поковырять в мозгу – для изменения фильтра в лучшую сторону. Или даже не поковырять, а подсадить управляющий микрочип. Угадал я?

Доктор Неболит нисколько не смутился.