Морозко или тот ещё подарочек - Алёна Нова

─ Может, останешься? Вон уже как темно… ─ попыталась остановить сердобольная женщина, наблюдая, как я одеваюсь, но я не могла смотреть в глаза человеку, потерявшему внука, даже если была ни при чём. Возможно, Дар и не убивал парней, но останки их принёс именно мне, как какой-то трофей! Словно показать хотел, что будет с каждым, кто на меня польстится!

─ Нет, я прогуляюсь, а заодно протрезвею, ─ улыбнулась я, и, махнув гостеприимной старушке, почти выбежала на улицу.

На воздухе стало чуточку легче, но голова кружилась знатно, так что пришлось глубоко дышать и не спешить — был большой риск упасть и больше не встать, а на таком морозе я бы не выжила…

От дома я отошла совсем немного, заметив впереди фигуру. Данила неподвижно сидел на крыльце соседнего дома, и почему-то меня очень насторожило его поведение, когда он даже не откликнулся, стоило мне его позвать.

─ Даня?

Не шелохнулся даже. Ну, не уснул же он, в самом деле?

─ Даня, ты в порядке?

Я медленно подошла к парню, просто чтобы убедиться, только он даже на расстоянии выглядел плохо. Едва я оказалась совсем рядом и взглянула ему в лицо, заметила неестественную бледность, а когда коснулась плеча в тёплой куртке, Данила просто упал мне под ноги замороженной ледышкой. Упал и больше не шевелился, а на меня смотрели абсолютно мёртвые глаза.

Не заорала я просто потому, что голос пропал, но ноги работали исправно, и я помчалась обратно к дому женщины, чтобы позвать на помощь. Я почти добралась, почти занесла руку над дверью, когда зрение вдруг поплыло, а колени подкосились, как у новорождённого жеребёнка, хотя покалечиться мне не дали.

Упала я аккурат в любезно подставленные руки Василия Игнатьевича, видимо, уже собравшегося идти следом за мной, правда, я никак не могла поверить, что вернуть меня собирались насильно.

─ Готова, голубушка, ─ удовлетворённо сказал он, затаскивая меня обратно. ─ Долго же она продержалась с такой-то лошадиной дозой.

─ А доходяга-то какая… ─ отметил кто-то, но я даже голову повернуть не могла в сторону голоса.

Я всё чувствовала, всё понимала, но совсем не могла пошевелиться, даже когда меня несли наверх и укладывали на кровать. Дождавшись, когда мужчины уйдут, Валентина Ивановна принялась раздевать меня, и в другой ситуации я бы даже посмеялась странным наклонностям старушки, но в тот момент стало совсем не до смеха, потому что меня начали готовить к чему-то очень-очень страшному. И я осознала это со всей обречённостью.

Избавив меня от всей одежды, женщина начала наносить на моё тело какие-то рисунки маслом, пахнущим вонючими травами, бормоча при этом явно молитву, постоянно водя надо мной свечой. Прислушавшись, я не поняла ничего, кроме «отдаём откуп» и «избавь от гнева», но это мне вообще ни о чём не говорило — только о том, что старики тут все поголовно спятили!

Я честно пыталась пошевелиться, пыталась глазами объяснить, что так со мной не прокатит, и вам всем всё равно отомстят, но эту… леди нельзя было чем-то смутить — она войну пережила.

─ Прости, Настенька. ─ Я едва не поморщилась, уже устав слушать, как моё имя обретает всё новые и новые оттенки приторной мерзости. ─ Сама знаешь, девиц, тем более невинных у нас больше нет, а ему только их и подавай — душой и телом чистых.

Невинных?! Это откуда информация? И кто вообще этот «он»? Впрочем, с этим загадочным любителем жертв от селян я, скорее всего, и должна встретиться, даже если не хочу…

─ Ты, главное, не бойся — всё быстро закончится, ─ увещевали меня, поглаживая по волосам, и мои глаза сами собой начали закрываться. ─ А теперь спи. Завтра он заберёт тебя, деточка, и зима наконец-то перестанет быть такой жестокой.

Больше я ничего не слышала — уплыла в беспокойный сон, полный холода и страха, а ещё почему-то видела Володю, который стоял ледяной статуей и укоризненно смотрел на меня, будто в чём-то обвиняя. А потом рассыпался кровавым снегом.

Проснулась я на рассвете следующего дня, когда меня везли умирать в лес, где в итоге и бросили, привязав к дереву.

С Новым годом, Настенька, с новым счастьем…

Дар

Прошлой ночью мне едва удалось уйти от неё.

Наивная, но дерзкая Настенька мучилась бессонницей, а я был слишком зол, чтобы просто убраться от её дома подальше, и вместо этого вернулся, не слушая этого рогатого идиота. Мне нужно было ещё раз взглянуть на неё, прежде чем ненадолго покинуть, только что-то явно пошло не так. И вовсе я не собирался задерживаться, но едва увидел желанное тело на кровати, завёрнутое в одеяло, сам не понял, как всё произошло.

Мысли заволокло пеленой, крутясь только вокруг этой упрямой девицы, которую хотелось хоть как-то наказать за собственную глупость, хоть что-то сделать, чтобы сбить с неё эту спесь, и когда вдруг магия заструилась по венам вместе с кровью, я не успел себя остановить. Трогал себя, словно зелёный юнец, не знающий, как унять этот жар, и даже хватило сил управлять разумом этой вредной мелкой ведьмы.

Видеть, как она выполняет всё, что я несу, было почти невыносимо, мучительно и так сладко, что я почти утратил самообладание. Когда моя упрямая Снегурка содрогалась от удовольствия, я тут же последовал за ней так бурно и неистово, что пришлось спешно покидать спальню, чтобы не наворотить дел. Но вид её истекающего бархатного цветочка и дерзко вздёрнутых нежных сосков, которые хотелось снова взять в рот, не выходил из больной головы, и даже ненавистный голос на этот раз подозрительно молчал, не смея портить мне момент.

Мне знатно срывало крышу, как выразился бы Обжора, и больше мешкать я не собирался. Колесо года уже почти закончило свой стремительный оборот, а значит, местные уже готовились к своему грязному делу, и как бы я ни хотел сам забрать Настеньку, как бы и желал избавить её от неприятной правды о людях, которых она хорошо знала, она должна была сама во всём убедиться. Мне пришлось стиснуть зубы и просто ждать, а ждать и догонять, как известно, худшее времяпровождение. Чудовища умели ждать, хоть и не любили, но ради такой добычи стоило потерпеть…

Я не позволил себе и думать о том, что приходилось испытывать моей Снегурке этой ночью, когда добродушные соседи её наверняка спаивали, вливая свои зелья. Местная недоведьма, чьего внука я превратил в мороженку, хорошо знала своё дело — её предки занимались тем же всю свою жизнь, но в кои-то веки я не испытывал должного предвкушения от скорого получения своего подарка. Я всерьёз переживал за эту нахалку и не мог объяснить, почему было так паршиво от одной лишь мысли, что она попросту не выдержит всего, что ей приготовили.

Неужели олень прав, и из-за неё я действительно становлюсь прежним размякшим олухом?

─ Да бред собачий!

─ Что ты там бормочешь, Дарушка?