Город. Штурм Грозного глазами лейтенанта спецназа (1994–1995) - Андрей Загорцев

— Воины, сколько же вас было-то, если всего одиннадцать вернулось?! — в ужасе заверещал прапорщик, кидаясь ко всем подряд и хватая всех за руки.

— Девять нас было, — буркнул в ответ Паша, тащивший за спиной раненого «сына Каспия».

Наш КамАЗ стоял на месте, красная пожарная машина сиротливо прижималась к нему с правого борта. Трубы над тентом уютно дымили. Из кузова выпрыгнул совсем незнакомый нам боец в старой, образца Великой Отечественной войны, форме и испуганно вылупился на нас. Тут же из недр кабины выпрыгнул ефрейтор Садыков и заорал на незнакомого нам солдатика:

— Фули стал, тащи сумку свою, олень, видишь, пацаны раненые, борт открывай, трап ставь…

Бойчишка как ужаленный кинулся открывать борт, вытаскивать лестницу, пугливо озираясь на нас. Садыков откуда-то из-за пожарной машины уже тащил две длинных деревянных скамейки военного образца, покрашенные серой, так называемой «шаровой», краской.

— Пацаны, давайте садитесь… — суетился он.

Незнакомый нам боец выпрыгнул из кузова с огромной медицинской сумкой. Теперь он разительно отличался от простого забитого бойца. Тоном, не терпящим возражений, даже как-то с ноткой превосходства он не попросил, а приказал затащить раненых в кузов. Разведчики в изумлении повиновались, осторожно по трапу заволокли внутрь дагестанца, который уже закатывал глаза и пытался отойти в райские сады к гуриям.

Я, положив пулемет на скамейку, приказал Паше заняться «разоружением» и чисткой, а сам осторожно залез в кузов. На удивление, в кузове обнаружилось несколько солдатских коек-раскладушек, горело в два раза больше лампочек, чем было раньше. Раненый боец, уже полураздетый, лежал на койке, и над ним с бинтами, шприцами и еще какой-то медицинской хренью колдовал незнакомец. Видно, парнишка был не так прост, как казался с первого взгляда. Оглянувшись на меня, он открыл рот, хотел что-то сказать, но промолчал.

— Тебе помощь нужна? — спросил я, поняв его замешательство.

— Да, пожалуйста, кого-нибудь с чистыми руками можно?

Выпрыгнул наружу, и сразу же на глаза попался снайпер. Григорович тщательно намывал под теплой водой из бака руки и шею и что-то вполголоса рассказывал водителю, стоявшему рядом с мыльницей и полотенцем.

— Григорович, давай к доктору, будешь ассистировать, как самый чистюля.

Снайпер удивленно посмотрел на меня, обтерся полотенцем и забрался в кузов.

Вымыв руки и сполоснув лицо, я присел на скамейку и, разобрав РПКС, свистнул Садыкову.

— Давай рассказывай, что тут было и кто этот крендель…

Водитель учтиво угостил меня сигаретой и, примостившись рядышком, рассказал много интересного. Когда мы ушли, со стороны города постоянно велась стрельба по военному городку. Пару раз неподалеку от грузовика шлепались мины. В различных направлениях носились военные. В ночь на Новый год к грузовику подкатило несколько БМП с пьяными военными. Садыкова и КамАЗ пытались куда-то увезти, предъявляли претензии на пожарную машину. Ефрейтора за его строптивость и нежелание кого-либо слушать чуть не пристрелили. В конце концов броня ушла. Минут через двадцать после наступления Нового года в кабину кто-то постучался. Этот кто-то оказался тот самый боец. Солдат был фельдшером какого-то мотострелкового батальона и ехал вместе со всеми на броне, не удержался и полетел кубарем в грязь. Никто ради него останавливаться не стал. Боец встал из грязи, помыкался и пошел в сторону пятиэтажек военного городка летчиков, в результате чего набрел на наш КамАЗ. Садыков, видя грязного и беспомощного солдатика с огромной медицинской сумкой, в двух словах выяснил, откуда это чудо появилось, куда направляется, и решил приберечь его для наших нужд. В разговоре он выяснил, что паренек был из отчисленных студентов какого-то медицинского вуза, практиковал на раненых бандитах в своем городишке, имел неплохие навыки в обращении с огнестрельными ранениями, заимел какие-то проблемы с бандитской составляющей в своем городе и срочно смотался в армию. В войсках пребывал всего пару месяцев, не получив никаких нужных и обязательных для бойца навыков, был послан в Чечню, где благополучно потерялся, пробыв всего пару дней. Вряд ли кто-то будет интересоваться его судьбой, наверняка спишут на безвозвратные потери. А нам он со своей медицинской сумкой, набитой всякими полезностями, придется весьма кстати.

Группа закончила чистку оружия, перекурили и стали ожидать известий из кузова. Что там да как? Смелый парнишка из Дагестана всем пришелся по душе, и за него все искренне переживали. Вскоре из кузова с квадратными глазами выполз Григорович и попросил закурить.

— Ух, этот слон ушлый, железками какими-то и щипцами с нашего дага осколки вытаскивал, капельницу поставил, у меня уже два осколка с ляжки вытащил, клеем заклеил и укол засадил, давайте, кто там следующий…

Короче, фельдшер оказался наиболее ценным приобретением за последние несколько часов.

Паша озадачился приготовлением то ли завтрака, то ли обеда из остатков сухого пайка и трофейных продуктов, принесенных из города, а я, взяв с собой связиста, поплелся искать своих начальников. Связист смешно переваливался из стороны в сторону и постоянно почесывал свою заклеенную медицинским клеем филейную часть. Побродивши по скоплениям войск, среди грязного измученного люда, вернувшегося из города, мы обнаружили несколько палаток — по всей видимости, какую-то недавно развернутую медицинская часть. Возле палаток валялась куча носилок с ранеными и убитыми, кругом были разбросаны упаковки из-под шприцев, обрывки бинтов. На бешеной скорости подлетел БТР, с него спрыгнули бойцы в титановых касках-сферах и начали вытаскивать из внутренностей десанта раненых и убитых. Кругом носились какие-то люди в окровавленных белых халатах, делали уколы, ставили капельницы, затаскивали кого-то внутрь палаток. За палатками рядком стояли носилки, укутанные в блестящую серебристую пленку, из-под которой торчали грязные ноги, а иногда просто обрубки.

Из палаток постоянно кричали и матерились. Какого-либо смысла отдавать сюда нашего тяжелораненого не было. Наш вновь приобретенный доктор, как мне казалось, сделал все намного лучше. Поймав какого-то то ли контрактника, то ли офицера с медицинскими эмблемами на «песочке», выяснили, что скоро придет медицинский вертолет. Для отправки раненого нужна была справка формы номер сто. Когда я обещал ему несколько бутылок водки за содействие в отправке раненого, он презрительно посмотрел на меня и сказал, чтобы несли своего бойца сюда через час. Отправит он его так, без всякой водки. Мне стало стыдно, и мы, развернувшись, пошли к своему пункту временной дислокации.

Раненого вызвался отправить наш новый боец-фельдшер. Дагестанца погрузили на самодельные носилки. Я назначил старшим связиста и опросил остальных заполучивших осколки о желании эвакуироваться. К моей тихой радости, никто не захотел ни в медицинскую часть, ни на «Большую Землю». Как оказалось потом, большую роль в этом почти героическом поступке сыграл рассказ связиста об ужасах, творившихся в санитарных палатках. Группа сопровождения ушла, а я, забив на поиски начальства, похлебал бульона из тушенки, щедро приправленного луком, с удовольствием съел полкотелка пайковой каши и забрался в свой «командирский отсек». Хотелось проанализировать все случившееся с нами за время выхода, что-то осмыслить, что-то наметить. Однако мысли меня покинули, и я банальным образом заснул.