Борраска - С. К. Уокер

задать вопросы. Мать Кайла вошла за мгновение до того, как появился папа, и разразилась криком, едва завидев меня. Папа вошел следом вместе с помощником шерифа, который удержал ее. Домой мы ехали в молчании, которое не могло продолжаться долго.

— Кто-нибудь собирается подать заявление в полицию? Есть хоть кто-то, кому не насрать на то, что случилось?

— Сэм, — он не смотрел на меня. — Я делаю все, чтобы уладить ситуацию, но если Кайл умрет или его родители выдвинут обвинения, я никак не смогу спасти тебя от суда.

— Ты что, думаешь, я сделал это? — заорал я.

— Мы ничего не будем говорить матери. Хорошо? У нее хватает забот.

— Пап, это… Я… Кимбер… это все ебаный Прескотт! И шериф Клери!

— Да, ты приехал в больницу на пикапе Киллиана. Я уже созвонился с обоими.

Я был настолько в шоке и ярости, что все мои дальнейшие слова вылились неразборчивой скомканной массой, которую венчал беспомощный вопль. Мы остановились возле дома, отец заглушил машину и наконец повернулся ко мне, пока я пытался перевести дыхание.

— Сэмюэль, мы больше никогда не будем говорить об этом. Ты понял?

— Да ты, блядь, шутишь, что ли, пап? Кайл умирает. Я видел Кимбер…

— Хватит! Если ты хочешь, чтобы это закончилось, ты должен держать язык за зубами, не давать никаких показаний, и я найду лучшего адвоката, которого могу позволить, чтобы он расхлебал кашу, которую ты заварил. Я не знаю, зачем ты забил своего лучшего друга до полусмерти, и, честно говоря, знать не хочу. Ты…

— Да пошел ты на хуй! — заорал я и распахнул дверь патрульной машины.

А потом я убежал прочь от него, от дома и от всей своей искалеченной жизни. Он не пришел за мной. Ни в тот день, ни в один из последующих.

Так как все в городе думали, что я кровожадный мерзавец, никто не подпускал меня близко, когда я пытался говорить с ними. В конце концов я нашел пристанище в мотеле далеко за городом и потратил на оплату комнаты остатки сбережений, сделанных во время работы.

Я вернулся к началу тропы за своим пикапом, но его там не было, и, надеюсь, его забрала Кимбер, а не копы. Я ежедневно читал утренние газеты в надежде найти информацию о состоянии Кайла. Дней через десять я наткнулся на новость о прибавлении в семье Дэйли. У них родился сын, которого назвали Уильям. В эту ночь визжащий и воющий Светящийся Джентльмен заполнил долину вонью и звуком смерти. Это был последний раз, когда я его слышал.

Я оставался в Дрискинге еще долго после того, как закончились деньги, спал на бетоне позади мотеля. Я оставался до тех пор, пока Кайла не выписали из больницы — безмолвного, с пустыми глазами, бездушного овоща. Я пришел увидеться с ним всего один раз, когда дома не было никого, кроме Паркера, и угрожал ему до тех пор, пока он меня не впустил.

Когда я убедился, что тот Кайл, которого я знал, умер, и от него осталась лишь пустая оболочка, я покинул дом и уехал из города на попутке.

И однажды, спустя четыре года в Чикаго, которые я провел в алкогольно-наркотическом полусне, я пришел домой и обнаружил на столе ожидающее меня письмо. На нем не было обратного адреса, но стоял почтовый штемпель Калифорнии.

Я знал, что оно от нее, еще до того, как взял его в руки. Она написала за меня так много школьных заданий, что я знал почерк Кимбер лучше, чем свой собственный.

Внутри было письмо. До сегодняшнего дня, когда я решил привести его текст здесь, я читал это письмо лишь однажды, много лет назад.

Милая Кимбер.

Я знаю, ты не сможешь понять, зачем мы делаем то, что делаем. Все это зародилось от любви, по крайней мере, в самом начале. Ты все, что у меня есть, и ты всегда была моей дочерью. Понимаешь? И я покинула этот мир из-за того, что я сделала с тобой, а не из-за того, кто ты. Я не хочу, чтобы ты была расстроена из-за того, кто ты. Потому, что ты прекрасна такой, какая есть. Дорогая, в этом городе совершались ужасные дела. И все мы, живущие в нем, виновны. Прочти это письмо и покинь это место.

Я должна рассказать тебе все. Я должна начать с начала.

Когда-то очень давно, десятки лет назад, большая часть жителей Дрискинга лишилась возможности иметь детей. Большинство возлагало вину на город за то, что он допустил загрязнение водного пласта железной рудой, когда взрывали шахты.

Это тот самый водный пласт, который до сих пор снабжает город питьевой водой. Им так и не удалось очистить его, руда токсична и вызывает бесплодие. Город страдал и до сих пор страдает от этого.

И семья Прескоттов предложила решение проблемы, которую никто не мог решить. Это было отвратительное, уродливое решение, но большинство людей были готовы закрыть на это глаза, когда семьи вновь начали расти. Понимаешь, они брали девушек, чаще всего женщин из других мест, оплодотворяли их и отдавали нам их детей.

Город попал под опеку Томаса Прескотта после того, как он продал несколько детей богатым парам из других мест. Шериф помогал ему в этом деле. Но потом поползли мерзкие слухи, что они продают детей торговцам людьми. И Прескотты вынуждены были поднять цены на девушек втрое. Люди в городе начали роптать. Но мы вновь подставили другую щеку, когда в город вдруг хлынули деньги, потому что торговцы людьми платили очень хорошо. У людей снова появилась хорошо оплачиваемая работа, и мы гордились, что можем называть Дрискинг домом. Поэтому мы молчали, а тех, кто не хотел, забирали на гору.

Потому что все происходит именно там. Там, на склоне горы есть место, куда они забирают девушек, Кимбер: бродяжек, беженок. А иногда, если их родители принимали такое решение, даже девушек из города продавали обратно. Они обговаривали сделку и встречали их возле дерева, на полпути от города к этой детской ферме. Сейчас там иногда играют дети. Думаю, и ты играла.

Именно Прескотты и шериф оплодотворяли девушек, и детям давали имена по первым буквам их фамилий. П для детей рожденных от Прескоттов и К для детей шерифа. А потом, когда женщины становились слишком больны или слишком стары, чтобы приносить пригодных на продажу детей, их отправляли в огромную машину для очистки руды, и их тела перемалывались,