Защитник - Матвей Геннадьевич Курилкин

опасность уменьшилась. Не исчезла совсем, но потеряла остроту. А еще Конрут что-то говорит.

— … охренеть. Впервые вижу, чтобы какой-то сопляк ухитрился увернуться от меня трижды! — в голосе слышится настоящее удивление. — Старею, что ли?

— Ты прервался только для того, чтобы мне об этом сообщить? — переспрашиваю я, одновременно собираясь с силами. Не в трансе это делать сложнее, и, главное, не так быстро, но сейчас обстановка относительно спокойная, можно не сильно торопиться. Я чувствую, что готов. Держать проклятие на самой грани срабатывания тяжело, все мышцы буквально закаменели, зато я знаю, что револьвер у Конрута не выстрелит. Послушаем, что он хочет мне сказать. А, впрочем, зачем зря мучиться? Я делаю последнее крохотное усилие. Кусок лепнины срывается с потолка и падает на голову Конруту, вот только его уже нет. Ничего сверхъестественного, убийца просто делает два шага в сторону. Правда, быстрых, очень быстрых. Одновременно он роняет револьвер, наклоняется ко мне и вжимает в горло нож. Левой рукой. Откуда у него этот нож появился, я увидеть не успел.

Нда. Все стало гораздо хуже. Чувствую, как по шее стекает струйка крови. Вот теперь, боюсь, он успеет меня прикончить, как бы я не старался. Если сильно напрягусь, ему тоже не жить, но и мне с перерезанным горлом будет уже все равно.

— Охренеть! — Снова восхищается Конрут. — Настоящий проклинатель! Поверить не могу, настоящий, stercus mentulam, проклинатель!

— Вот сейчас обидно было, — пробормотал я. — Такое я мог стерпеть только от одного человека.

— Да где б ты такое мог услышать! — недоверчиво фыркнул Конрут. — Так ругаться любил только один мужик. Ну и те, кто с ним долго общался.

— Был один старик, который частенько выражался подобным образом. — Ответил я. Можно было потрепыхаться еще немного, но я уже не уверен, что мне удастся выкрутиться. Слишком хорошо этот Конрут представляет мои возможности.

— Ну? И как зовут этого человека? Что я тебя подгонять должен, парень? Давай рассказывай, это в твоих интересах.

— Бывший трибун Мануэль Рубио. Он считал себя моим учителем.

— Mala pituita nasi! Трибун! Как не вовремя! Впрочем, это было ясно уже потому, что ты трижды увернулся от меня. И, надо полагать, раз ты говоришь «был», старик уже отдал концы? — спросил Конрут, убирая от моей шеи нож.

— Да, пару месяцев назад, — мне наконец-то удалось глубоко вздохнуть, так что к многословию я был не склонен — тут бы отдышаться.

— Canis matrem subagiget. Как это произошло? Только давай без своих штучек, обойдемся без драки, лады? Мы же уже разобрались, что тебе со мной не тягаться, и что убивать я тебя не буду.

— А сейчас точно подходящее время предаваться воспоминаниям? Рубио убили в Ишпане. Легионеры-освободители. Попал в засаду. Те, кто его убил потом тоже умерли, но, к сожалению, не я их убил. Моя подруга постаралась.

— Да, ты прав, не время. Вот что, парень. Ты можешь что угодно говорить, но ты именно проклинатель. Причем вообще нихрена не умеющий, вот что смешно. Только ведь тех, кого видишь можешь проклясть, правильно? И только людей, так? Ни на место наложить проклятие не можешь, ни на того, кого не видишь. Да, по глазам вижу, что угадал. Можешь не отвечать, вижу же, что больно. Впрочем, это все не важно. Как ты уже догадался, меня наняли, чтобы тебя прикончить. Работаю я давно, и осечек до сих пор не знал, но тебя мне убивать никак нельзя. Я должен Мануэлю, и должен больше чем жизнь. Так что надо нам как-то из этого выкручиваться.

— Сказать, что не имеешь претензий не вариант?

— Блин, ты чем слушаешь? Для дуэли может и подошло бы, мне плевать на всю эту аристократическую честь. Но у нас не дуэль. Мне тебя заказали. За твою голову я получил триста сестерциев — это стандартная плата. Ты должен помереть, и если я просто откажусь тебя прикончить, меня самого прикончат. Ну, попытаются. Нихрена у них не получится, но проблем мне это добавит.

— Ну давай я тебя вырублю, и будем считать, что ты проиграл. За такое у тебя убивать не станут?

Конрут поморщился, но кивнул:

— Репутация просядет, но в целом приемлемо. Такое бывает — жертва оказалась охотником и все такое. Мало кто поверит, что какой-то мальчишка сможет победить самого Конрута, но ладно. Будем считать, что ты настоящий монстр, тем более это не так далеко от истины. Показал ты себя хорошо, не даром тебя трибун учил. Только по роже — это мелко. Подстрелишь меня.

— Чего? — я совершенно неприличным образом вытаращил глаза.

— Подстрелишь меня, чего непонятного, asinus stultissimus?! — вызверился Конрут. — Возьмешь револьвер, направишь его мне вот сюда, — он указал точку на животе, — и выстрелишь.

— Сам ты asinus stultissimus! Ты рехнулся! Ты это, отойди подальше, я самоубийц боюсь, они сумасшедшие. Заражусь еще!

— Да хватит мяться как девочка! Я сказал стреляй, только не промахнись! В этой точке ни кишков, никакого другого ливера нет, пройдет насквозь и все. Не боись, кому меня подлечить — найдется.

— Я вот и не думал бояться, просто странный ты. С какого перепуга готов свою шкуру дырявить ради меня?

— Да ты мне нахрен не сдался, это ради трибуна. Так что давай, да не промахнись, не то правда сдохну.

Ладно. Нравится человеку делать себе больно — его право. Тем более, мне это действительно выгодно. Будем реалистами — скорее всего ему бы удалось меня прикончить. Может, ценой жизни, а может и вывернулся бы, но мне точно была бы крышка. Я тщательно прицелился и выстрелил. Конрут повалился на пол с утробным стоном, скрючился от боли.

— Я хоть правильно попал? — уточнил я.

— Вроде да, — прошипел убийца. — Все, вали уже. И вот еще, как выздоровеешь — найди меня. Есть у нас общие темы, поверь. Спросишь в трактире «Трезвый сатир», что на окраине Тестаччо, запомнил?

«В каком смысле выздоровлю?», — хотел я спросить, но не успел — все и так стало понятно. Конрут выстрелил, левую руку обожгла резкая боль. Я выругался матерно и, зажав плечо заковылял к выходу. Хотя желание добить гада было просто нестерпимым. Спрашивать «зачем ты это сделал» не стал — и так понятно: чтобы было поменьше претензий от заказчика.

Глава 10

Мое эпическое появление из парадного входа заброшенной больницы произвело настоящий фурор. Дядя, Акулине и доктор Кастул наперегонки бросились ко мне, секунданты и родственники остальных дуэлянтов тоже рванули навстречу.

— Со мной все в порядке, — заверил я подбежавшего первым Маркуса. — Только перевязаться. И пусть там соперникам помогут, как минимум некоторые из них живы. По крайней мере, я наповал никого не убивал.

Представители соперников мои