И в сотый раз я поднимусь - Галина Артемьева

Итак, схема бизнеса была такова. Покупаешь в Союзе цветной телевизор. Везешь его в ЧССР поездом, как бы для себя, смотреть чешские телепередачи в цвете. Продаешь чехам, причем по той же цене, что и приобрел, но в кронах.

Казалось бы, в чем суть? А суть была вот в чем. Офицер получал ежемесячно 200–300 рублей в переводе на кроны. Жены, как правило, не работали. Детей было не меньше двух. Чтобы что-то увезти на родину, нужны были деньги сверх зарплаты, иначе что? Курам на смех. Конечно, на еде экономили. В чешских магазинах редко кто еду покупал, пользовались пайковыми продуктами. Ради, опять же, светлого будущего. Но при виде всего-всего, что имелось в магазинах, разбегались глаза и начинало всего этого очень хотеться. Где же взять деньги? А вот: привези телевизор и продай. Еще везли музыкальные центры, огромные бинокли, словом, все, что на тот момент пользовалось спросом у чешских братьев.

Получив деньги в кронах за цветной телевизор, можно было раскручиваться всерьез. В огромной стране уже который год отмечался огромный дефицит буквально всего, что тогда казалось насущно необходимым. Делали так: покупали, допустим, ковер. Скажем, за 50 рублей, если на наши деньги. А на родине его с руками отрывали за 500, а то и больше. А если повезти домой три ковра? Считайте. Среднестатистическая зарплата простого советского человека составляла 90-130 рублей. От продажи трех ковров получали годовую зарплату! Кроме ковров (в качестве жизненно важного), существовали еще хрусталь, люстры, обувь, шубы, кожаные пальто и все остальное, что продавалось в СССР не менее чем в десять, а то и в двадцать раз дороже. Короче, приличным считалось, чтобы за одну поездку домой в отпуск одного члена семьи на сберкнижку падало не меньше пяти тысяч рублей. Потом опять привозился телевизор и так далее.

Таким образом, к концу пятилетней командировки мудрые хозяйственные и запасливые семьи откладывали действительно на всю оставшуюся жизнь: не меньше 50 тысяч рублей накоплений оказывалось у бережливых и старательных в результате пяти лет непрестанной торговли. То есть – на двадцать лет будущей вполне хорошей, сытой и красивой жизни. Как минимум.

На фоне не жалеющих себя ради будущего семей дико смотрелись некоторые нездоровые ячейки общества, заявлявшие, что раз уж им повезло пожить в человеческих условиях, то и будут они жить и наслаждаться тем, что есть сейчас. Именно к таким нездоровым элементам относились и Антон с Сашей. Может быть, они были слишком молоды, беды не нюхали, как им не раз в глаза заявляли старшие соотечественники. Может быть, и так. Только купить-продать-скопить – было не для них.

Всего через несколько недобрых лет все накопления «на всю оставшуюся жизнь» превратятся в ничто. Но пока об этом никто не знает, каждый наслаждается по-своему, кто-то от выгодного гешефта, кто-то, сидя в парковом ресторанчике, любуется своими малышами на зеленой лужайке.

А беду нюхать… Ее хватит на всех и каждого, только ничем заранее против нее не запасешься, вот в чем счастье!

Было еще и другое в чужой, но так любимой Сашей стране. Все эти годы в душе ее шли непрестанные поиски внутренней родины. Так она определяла что-то в себе, что металось, рвалось куда-то, не зная пути и цели. В Чехии она не раз заходила в храмы, видела молящихся всех возрастов, маленьких детей, подростков, певших вместе со всеми псалмы, знавших наизусть слова молитв. Саше хотелось быть с ними. Она вдруг стала жалеть о годах, проведенных вдали от Бога, почувствовала необходимость привести детей под Его защиту, под покров Богоматери. Она поняла, что вера жила в ней всегда. И если она двадцать с лишним лет прожила как неприкаянная, то у детей должна быть духовная родина.

Они крестились всей семьей в православном соборе Св. Горазда. Колокола этого храма звонили, когда родился их третий сынок.

После крещения владыка Никанор вручил им бесценный дар: Библию и молитвослов.

– А теперь начинайте потихонечку молиться, – благословил он.

Библию Саша держала в руках впервые. Ее в те времена нельзя было просто пойти и купить. Мало у кого в домах была она, а если и была, об этом предпочитали молчать. С библейскими текстами Саша тем не менее была знакома благодаря студенческим семинарам по старославянскому и древнерусскому языку. Ведь изучали развитие языков, основываясь на евангельских текстах. Других не имелось.

На первом же занятии разбирали притчу о зерне.

«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Евангелие от Иоанна.12.24).

Саша понятия не имела, что слова эти из Священного Писания. Но с трудом разбирая старославянскую вязь, почувствовала она неведомый до тех пор трепет душевный, такой, что горло перехватило.

Она должна была говорить о грамматических формах, а почему-то спросила:

– Это значит, что через скорби и страдания рождается новое, да?

Профессор, старая дама с седым пучком, взглянула на Сашу поверх очков и улыбнулась:

– Мы сейчас занимаемся не духовной составляющей текста. Однако отмечу, что слова эти на многих, даже очень неподготовленных, оказывают сильное воздействие. Почему – на этом останавливаться не будем. На ваш же вопрос отвечу: да, через скорби и страдания.

Много позже стало Саше понятно, что учила их старославянскому глубоко верующая христианка, постоянно наблюдавшая чудо воздействия Божия слова на юношеские умы.

Зерна падали. И – прорастали.

После крещения – медленно, медленно – происходил в ее душе переворот. Верить надо было учиться. На это ушли годы.

У детей был свой мир. Ведь они, даже очень крепко связанные с матерью, родились на свет отдельными людьми, с особенными реакциями, представлениями, страхами. Объединены они были любовью и общностью течения жизни. Играли вместе, баловались, слушали сказки. А еще было любимое, сейчас позабытое развлечение: диафильмы. В комнате гасили свет, включали проектор. На белой стене возникала яркая светящаяся картинка. Мама или папа, а потом Эля или Ромка читают, что под ней написано. Потом новая картинка и новая надпись. Здорово! Дети сидят, прижавшись друг к другу, в тепле родного дома, пахнет яблочным пирогом с корицей (в добром доме должно пахнуть пирогами – этот тетин завет Саша хорошо усвоила).

На Новый год подарки под елку всегда приносил Дед Мороз. Дети никогда с ним не встречались. Это было совершенно невозможно, потому что он в принципе невидимый. Но добрый. И всех любит, неважно, плохой ты, хороший. Главное, что ты ребенок, и если делаешь что не так, у тебя еще много времени впереди, чтоб понять и исправиться.

Все видимые Дед Морозы: по телевизору, в кино, в детсаду – доверием не пользовались, поскольку были поддельными, это дядьки в них наряжались. А иногда и тетки.

Однажды у Миши в саду готовились к утреннику. Он замучил всех идиотскими стишками:

К нам на елку – ой-ой-ой!