Преступный разум: Судебный психиатр о маньяках, психопатах, убийцах и природе насилия - Тадж Нейтан

его задолго до зрелости взять на себя роль взрослого мужчины, какой он ее представлял. Предполагая, что никто другой его не прикроет, он не мог отступить, боясь возможных последствий для себя или его семьи. Необходимость стать лидером в столь юном возрасте, когда он еще не приобрел достаточных навыков и знаний для завоевания авторитета, означала, что стиль доминирования закрепился с малолетства. Это неизбежно настраивало его против правил, навязанных учителями или государственными чиновниками. Предоставленная свобода означала и меньше ограничений для экспериментов с независимостью. Это также давало больше возможностей узнать, как достичь успеха вопреки неблагоприятному месту рождения. Джо строил модель успешного поведения, подражая старшим мальчикам, которые демонстрировали атрибуты своей преступной деятельности. Как человек, более склонный к риску, он оказался прекрасным учеником.

Многие психиатрические диагнозы подкрепляют идею о том, что то или иное состояние вызвано определенной дисфункцией мозга и для каждого из них, в свою очередь, существует специфическое лечение. Джо был в равной степени и результатом биологических процессов, и жертвой обстоятельств. Он поддерживал с окружающим миром непрерывное двустороннее взаимодействие. По мере того как он менялся и по-другому реагировал на окружающий мир, мир тоже реагировал на него по-другому. Так будет и в дальнейшем.

5

Алекс

Перед выступлением в суде я часто разговариваю сам с собой. Таков мой подготовительный ритуал, который позволяет перевести идеи в осмысленные предложения в разумной последовательности. Сидя в одиночестве в машине, я нарочито эмоционально изображаю адвоката и прошу доктора Нейтана кратко изложить свое мнение. Возвращаясь обратно в себя, я рассказываю воображаемым присяжным об основных выводах. Следующий шаг – решающая часть подготовки. Я принимаю образ обвинителя, ведущего перекрестный допрос, чтобы проверить возможные недоработки моего заключения.

То весеннее пятничное утро было необычным: я направлялся в суд, сам не зная зачем, и поэтому был совершенно не готов. Исход судебного разбирательства, вероятно, зависел от выводов по какой-то узкой психиатрической проблеме, и пока я не знал, что это, я не мог проверить свои тезисы привычным путем.

Тремя днями ранее среди потока писем, попадающих в папку «входящие», мое внимание привлек один заголовок: «Корона против Стивенса». Уголовное дело.

В письме от своей секретарши я прочитал, что ей позвонил полицейский констебль. В тот день имело место судебное заседание, и им срочно нужно было знать, когда я смогу присутствовать на суде, который должен проходить в конце недели. Больше никаких подробностей. Как ни странно, констебль сообщил, что к делу приступил новый защитник. Могу ли я перезвонить? Я не помнил никакого Стивенса.

Мое присутствие в суде по уголовным делам часто требуется для того, чтобы дать психиатрическую консультацию по поводу приговора. А значит, либо подсудимый признал вину, либо его признали виновным по итогам судебного разбирательства. Правонарушителей, нуждающихся в психиатрическом лечении в больнице, могут приговорить к обязательному лечению в качестве альтернативы тюремному сроку. Некоторые преступники, проходящие такое стационарное лечение, представляют настолько серьезную опасность для окружающих, что необходимы дополнительные меры предосторожности. В этом случае судья может применить специальные меры, ограничивающие право врача в больнице самостоятельно принимать решения. Прежде чем вводить такие меры, судья должен лично выслушать психиатра.

Просьбы дать показания во время самого процесса случаются реже. Судебные процессы по делам об убийствах не так часты, но вероятность, что меня вызовут для дачи показаний, выше. На карту поставлено гораздо больше. Осуждение за убийство автоматически влечет за собой пожизненное заключение. Определение невменяемости, принятое после суда над Макнатеном, устанавливает слишком высокую планку для большинства психически больных правонарушителей. Ограниченная вменяемость – способ защиты, доступный только при обвинении в убийстве, – применяется шире, хотя и не ведет к оправданию. Если подсудимый считается ограниченно вменяемым, то он признается виновным в непредумышленном убийстве[7]. В этом случае судье предоставляется право выносить приговор по своему усмотрению. Это не исключает возможности пожизненного заключения, но оно необязательно, и в каждом конкретном случае судья может назначить наказание в виде принудительного лечения, ограниченного срока или даже общественных работ. Защита ограниченной вменяемостью основывается на доказательствах психического расстройства или особого состояния обвиняемого в момент совершения инкриминируемого ему деяния и, следовательно, требует проведения психиатрической экспертизы.

Введение этого способа защиты в английское законодательство в 1957 г. стало ответом на растущую тревогу по поводу обязательного наказания за убийство – смертной казни. Одним из таких осужденных был двадцатипятилетний валлиец. В первые месяцы 1950 г. Тимоти Эванс содержался в Пентонвильской тюрьме в ожидании петли палача. Доктор Коутс, главный врач тюрьмы, провел обследование, которое позволило ему сделать вывод: умственный возраст Эванса составляет десять с половиной лет.

В ноябре, за год до этих событий, Тимоти Эванс пришел в полицейский участок Мертир-Тидвила и сообщил ошеломленным полицейским, что избавился от тела своей жены. Он хотел сделать заявление, но поскольку не умел ни читать, ни писать, полицейским пришлось записывать все, что он говорил. По его словам, примерно тремя неделями ранее его жена Берил грозилась прервать свою вторую беременность, что в то время было незаконно и опасно.

На следующий день, во время своей смены (он работал водителем фургона), Эванс обедал в столовой, и тут другой посетитель, сидевший рядом, спросил его, почему он выглядит таким расстроенным. Услышав о домашних проблемах Эванса, неизвестный вышел ненадолго из столовой и вернулся с бумажным коричневым свертком. В нем лежала бутылочка с препаратом, который мужчина посоветовал Эвансу дать своей жене. Мужчина сказал, что препарат поможет, и Эванс это воспринял как намек на аборт.

Вечером Берил нашла бутылку и захотела узнать, что это. Эванс рассказал ей, но предостерег от приема препарата. Когда на следующий день он вернулся после работы домой, в комнатах было темно, а Берил лежала в постели без сознания. В своих показаниях он пояснил, что в темноте спустил ее безжизненное тело с лестницы и столкнул в сточную канаву возле дома. Вскоре после этого он покинул Лондон и вернулся в родной город в долинах Уэльса. На вопрос о местонахождении его маленькой дочери он отвечал уклончиво и противоречиво, пока не остановился на утверждении, что оставил ее у соседа.

Эванс соответствовал профилю человека, склонного к бытовому насилию. Известно, что он был вспыльчив и сильно выпивал. Из показаний, полученных позже полицией, стало известно, что однажды Эванс из ревности ударил жену, а затем устроил сцену у нее на работе, и в итоге ее уволили. Свидетели рассказали о ссорах между супругами, в которых Эванс угрожал Берил. К тому же у родственников он имел репутацию лжеца, что говорило не в его пользу. В его квартире были найдены газетные вырезки о другом убийстве.

Через несколько минут после признания Эванса полицейский из Уэльса позвонил своим лондонским коллегам. Они направили наряд к дому предполагаемого преступления. В конце ХХ в. Ноттинг-Хилл уже превратился в шикарный район, но в 1940-х гг. здесь на убогих улицах стояли типовые многоквартирные дома, в одном из которых и жила семья Эванса. В первые часы расследования показания Эванса были под сомнением: прибывшие на место происшествия полицейские обнаружили, что крышка канализации слишком тяжела, они смогли ее поднять только втроем. Вряд ли Эванс сделал бы это в одиночку. И, что очень важно, никакого тела там не было.

Получив эту информацию, полиция Уэльса вновь допросила Эванса. Под давлением полицейских он изменил свой рассказ. Во втором заявлении он обвинил в причастности к смерти своей жены соседа, проживающего в квартире на первом этаже. Теперь он не упоминал о встрече в столовой и вместо этого заявил, что именно сосед сделал его жене аборт. Эванс сказал, что не знает, где ее тело, поскольку сосед избавлялся от него сам.

Через два дня после того, как Эванс явился с повинной, его под охраной перевезли в Лондон. Ранее в тот же день полиция обнаружила тела Берил и ее дочери, завернутые и спрятанные во флигеле за домом, где жила семья. Узнав об этой находке, полицейские записали, что Эванс признался в убийстве путем удушения как жены, так и дочери. На суде защита повторила второе признание Эванса о том, что это дело рук его соседа, но адвокатам не удалось убедить присяжных, и 13 января 1950 г. в Олд-Бейли Эванса признали виновным в убийстве.

Комиссия из трех медицинских светил обследовала Эванса, чтобы выяснить, существуют ли причины, из-за которых его нельзя казнить. Несмотря на представленные комиссии доказательства умственной отсталости, та не