Я прошел две войны! - Владимир Першанин

– С червоточиной яблоко, – потрясал какими-то листами наш комиссар. – И в полку не слишком-то комсомолец Гладков себя проявил. Держится в тени, взвод сдал зачеты на «троечку», пока он больные пальцы полмесяца в санчасти лечил…

Не выдержав, вскочил Козырев. Командир девятой роты и наш бывший комбат, а теперь начальник разведки полка был импульсивным и прямым человеком.

– Товарищ комиссар, кто вам такой ерунды наплел? Мы с Васей Гладковым бок о бок воевали, он за чужие спины никогда не прятался. Тяжелое ранение получил, когда людей за собой вел.

Тимофей Козырев пользовался в полку авторитетом. Кроме того, по роду своей службы он контактировал с особым отделом, а ведомство Берии побаивались даже большие политработники. Козырев говорил громко, горячо, и симпатии однополчан явно склонялись в мою сторону. Раздавались выкрики:

– Гладков парень честный и воевал смело.

– Надо разобраться!

– Так любого очернить можно.

Подняла руку врач Наталья Климова и заявила:

– Тут насчет больных пальцев что-то говорили. Так ведь Гладков их не на гулянке повредил, а обморозил в ходе боевых действий. На фронте!

Внезапно воцарилась тишина. Нехорошая тишина. Наш военврач лейтенант Наталья Климова была красивой женщиной, на которую в полку засматривались многие. И многие получали от ворот поворот. О наших отношениях с Натальей было известно большинству командиров. У некоторых играло самолюбие, что их отвергли, а предпочли какого-то взводного.

Комиссар, поднаторевший в разных склочных разборках еще на гражданке, мгновенно уловил ситуацию:

– Слушаем вас, Наталья Викторовна.

– Я все сказала, – пожала плечами военврач и опустилась на свое место.

– А я думаю, не все. Речь идет о том, достоин ли старший лейтенант Гладков быть принятым кандидатом в ряды ВКП(б), и его моральном облике. Вы ведь Гладкова хорошо знаете… очень хорошо.

Комиссар полка, с бритой по тогдашней моде массивной головой, выжидающе уставился на военврача. В его словах явно слышался намек, что сама Наталья имеет какие-то грехи и выгораживает не слишком надежного командира. В повисшей тишине раздались смешки. Это ожидали скандала отвергнутые Натальей в свое время ухажеры.

Я увидел, как покраснела молодая женщина, поднялась было, желая выбежать из помещения, но ее остановил зловеще спокойный голос комиссара:

– Только без истерик. Здесь партийное собрание, а не колхозные посиделки.

Не знаю, чем бы все закончилось, но вмешался командир полка Усольцев:

– Вот именно, что партийное собрание, а не перелопачивание разных слухов. При чем тут лейтенант Климова? Речь идет о приеме в кандидаты Василия Гладкова, грамотного командира, которого уважают сослуживцы и который проявил себя в боевой обстановке как смелый и решительный воин.

Павел Петрович сумел погасить сплетни, но выручить меня не смог. Под давлением комиссара мое заявление отклонили и проголосовали за то, чтобы вернуться к его рассмотрению через полгода.

Полгода – большой срок. Вскоре уехала на переподготовку Наталья Викторовна. Всем было ясно, что в полк она не вернется. Прощание вышло скомканным, я проводил свою подругу до поезда. Оба знали, что это прощание навсегда. Мы были всего лишь две песчинки в огромной армии, готовящейся к неминуемой войне.

Она грянула 22 июня 1941 года, и все, что казалось важным, отошло на задний план. Уже через считаные дни стало ясно, что война будет тяжелой и долгой. 28 июня немецкие войска взяли столицу Белоруссии Минск, 1 июля мы оставили после жестоких боев Ригу, а затем много других городов.

В первые недели войны Красная армия понесла огромные потери: 850 тысяч человек убитыми и ранеными, более миллиона пленными. Вермахт потерял 100 тысяч человек убитыми, продвинувшись в глубь страны на несколько сот километров.

Наша дивизия стояла в резерве. Многие командиры подали рапорта с просьбой отправить их в действующую армию. Как правило, рапорта оставляли без рассмотрения. Когда надо, тогда и пошлют.

Спустя месяц после начала войны в штаб стали вызывать командиров рот и взводов. Вскоре группу из десяти командиров и полутора десятков сержантов мы провожали к новому месту службы. В тот период срочно формировались полки и дивизии, опытных командиров не хватало. Из нашей роты уезжал старший лейтенант Репнин и кто-то из сержантов.

Вместо Репнина командиром роты назначили меня. Это была инициатива Григория Чередника, который к тому времени получил «капитана».

– Кто взводом меньше двух лет не командовал, тот службы не знает, – весело проговорил мой старый товарищ, пожимая мне руку.

– Ну, ты за эти два года и взвод, и роту прошел, до комбата дослужился.

– Кому как везет, – пожал плечами Чередник и достал из сейфа начатую бутылку водку. – Такое дело надо обмыть не откладывая.

Выпили граммов по сто, закусив яблоком. Обсудили первостепенные дела, которые мне предстояло решать. Пока не прислали нового командира взвода, поставили временного вместо меня Михаила Ходырева.

– Наталья пишет? – спросил Гриша.

– Редко. Татьяна чаще письма присылает. А я не знаю, что ей отвечать.

– Разбирайся со своими женщинами. Это не дело – сразу двоим голову морочить.

– Никому я ничего не морочу. Да и на фронт не сегодня завтра отправят. Все дела после войны придется решать.

Поговорили о положении на фронтах. Ничего хорошего. 10 июля 1941 года немцы прорвали Западный фронт и в течение десяти дней овладели Оршей, Смоленском и Кричевом. Под Смоленском шли ожесточенные бои, была блокирована большая группа наших войск.

21 июля Ставка Верховного командования предприняла попытку контрнаступления широким фронтом. Отбросить немцев не удалось, но в то же время войска под командованием генерала Рокоссовского остановили продвижение частей группы «Центр» на Москву. Шли бои, которые позже получат название Смоленское сражение.

В результате активных действий наших войск части вермахта впервые за полтора месяца войны приостановили наступление на Москву, ввязавшись в затяжные бои с войсками Центрального фронта. На остальных направлениях немцы упорно продвигались вперед.

Мы находились в напряжении, ожидая, что полк со дня на день перебросят на фронт. Отдельные подразделения нашей дивизии, особенно артиллерия, уже были брошены на борьбу с наступающим врагом. Ходило много разговоров, почему так неудачно началась для нас война. Средства массовой информации основной упор делали на внезапность, вероломность удара, несмотря на подписанный Советским Союзом и Германией пакт о ненападении.

Мол, кто мог ожидать такой подлости от бывшего союзника? Но все эти объяснения звучали как-то несерьезно. Огромная немецкая армия, по сути, открыто накапливалась возле границ нашей страны.

В 80–90-х годах очень много говорили об ошибках Сталина, который многое не учел, не предусмотрел. В исторических статьях и передачах без устали повторяли о репрессиях, которые обескровили нашу великую армию. Причем слово «репрессии» подразумевало расстрел или десятки лет лагерей, откуда большинство уже не возвращалось.